Бегут двое мальчишек лет по десяти-двенадцати, спешат в кино. На бегу один спрашивает:
- А билеты я тебе
вручил?
И другой, пыхтя, отвечает:
- Вручил,
вручил.
Это - в неофициальной, так сказать, обстановке и по неофициальному поводу. Что же удивляться, если какой-нибудь ребятенок расскажет дома родителям или тем более доложит в классе:
-
Мы ведем борьбу за повышение успеваемости...
Бедняга, что называется, с младых ногтей приучен к канцелярским оборотам и уже не умеет сказать просто:
- Мы стараемся хорошо учиться...
Попугай - он и есть попугай: что слышал, то и повторяет. Ну а мы, люди? Мы сетуем: молодежь говорит неправильно, растет не очень грамотной, язык наш портится, становится бедным, канцелярским, засоренным. Но ведь ученики повторяют то, что слышат от учителей, читатели - то, чем изо дня в день питают их литераторы и издатели.
На кого же нам пенять?
Отлично придумано - по радио учить ребят правильной речи. Мол, неверно сказать: “На субботник пойдут
где-то триста человек”. Не стоит “заменять точное слово
приблизительно неправильным
где-то”. Справедливо. Хотя еще лучше, думается, было бы не
точное слово, а
верное (уж очень плохо сочетается “точное” с “приблизительно”). И лучше и верней было бы, пожалуй, не длинное “приблизительно”, а короткое “примерно”. Но это уже мелочи. А беда в том, что следом диктор произнес ни много ни мало: “Такие замены
не способствуют пониманию вас вашими собеседниками”!!!
Дали хороший, добрый совет, исправили одну ошибку - и тут же совершили другую, много хуже, подали пример чудовищного уродования речи. Ибо и сами эти тяжеловесные слова, и неестественный, невразумительный строй фразы - все это
казенщина и уродство. Где же, где он был, редактор передачи? Почему не поправил хотя бы уж так: Такие замены
не помогают собеседникам вас понять? Неужто не легче и не лучше? А тем более - когда тебя слушают миллионы ребят, которых ты хочешь научить говорить правильно!
Слышишь, видишь, читаешь такое - и хочется снова и снова бить в набат, взывать, умолять, уговаривать:
Б е р е г и с ь к а н ц е л я р и т а!!!
Это - самая распространенная, самая злокачественная болезнь нашей речи.
Много лет назад один из самых образованных и разносторонних людей нашего века, редкостный знаток русского языка и
чудодей слова Корней Иванович Чуковский заклеймил ее точным, убийственным названием. Статья его так и называлась “Канцелярит” и прозвучала она поистине как SOS. Не решаюсь сказать, что то был глас вопиющего в пустыне: к счастью, есть рыцари, которые, не щадя сил, сражаются за честь Слова. Но, увы, надо смотреть правде в глаза: канцелярит не сдается, он наступает, ширится. Это окаянный и зловредный недуг нашей речи. Сущий рак: разрастаются чужеродные, губительные клетки - постылые штампы, которые не несут ни мысли, ни чувства, ни на грош информации, а лишь забивают и угнетают живое, полезное ядро.
Давно утвердился штамп:
ведут борьбу за повышение (заметьте, не борются, а именно ведут борьбу!). Но вот метастазы канцелярита поползли дальше:
участвуют в борьбе за повышение - и еще дальше:
принимают активное участие в борьбе за повышение...
Таким примерам нет числа. Слишком много пустых, бессодержательных, мертвых слов. А от них становится неподвижной фраза: тяжеловесная, застойная, она прямо противоположна действию, о котором говорит, чужда борьбе, движению, содержательности, экономности.
Суть ее можно выразить вдвое,
втрое короче - и выйдет живей и выразительней. Вот тут бы и вмешаться редактору, выбросить все лишнее... Нет, куда там, вдруг выйдет “несолидно”! А чем больше длинных, казенных слов, косвенных падежей, придаточных предложений, тем, видите ли, солиднее... И уже не разберешь, что с чем связано и что для чего нужно. Да и не нужно тут больше половины!
Пять длинных слов да два коротких - там, где
хватило бы одного слова, причем - что очень важно -
одного глагола!
Сколько бумаги понапрасну занимают лишние, мертвые слова. А сколько драгоценных радиоминут уходит на них впустую!
Нет, слова-канцеляризмы, слова-штампы не безвредны.
Пустые, пустопорожние, они ничему не учат, ничего не сообщают и, уж конечно, никого не способны взволновать,
взять за душу. И читатель, слушатель перестает воспринимать шелуху, а заодно упускает и важное, он уже не в силах докопаться до зерна, до сути.
Читают газеты, слушают радио - миллионы. Они верят: раз уж так пишет газета и вещает радио, стало быть, так можно, так правильно.
Немало таких словесных уродцев уже “вошло”, непоправимо “вошло” в язык - не выгонишь! Миллионы доверчивых читателей, зрителей, слушателей назавтра подхватывают канцелярский да в придачу безграмотный оборот. И вот пошло все шире, и привилось в обиходе, и уже не поспоришь, и
мало кто помнит, что это неверно. Поистине, не из гущи народной пошло, не народом-языкотворцем создано, а ввели, насадили не шибко грамотные газетчики или редакторы. В лучшем случае - нечаянно насадили, повторили и внедрили чью-то оговорку.
Люди всех возрастов и профессий, ораторы и педагоги,
авторы и переводчики не только научных трудов, но - увы! - и очерков, романов, подчас даже детских книжек
словно оглохли и ослепли. И вот уже не только неопытные новички, не только безграмотные, случайные полулитераторы или откровенные халтурщики, но подчас и литераторы опытные, одаренные, даже признанные корифеи пишут - и притом в переводе художественном: “
В течение бесконечно долгих недель (героя романа)
мучили мысли, порожденные состоянием разлуки”!
А не проще ли, не лучше ли хотя бы:
Нескончаемо долгие недели (много долгих недель) его мучили
мысли, рожденные разлукой (мучила тоска)?
Социальные закладки