Тема: Литературный конкурс №3 "Волшебные миры" Рассказы

Дом, в который не вернуться.

Я спрятался за кустами и наблюдал за особняком, спрятанным за высокой железной изгородью. Между прутьями проглядывался сад. Если б только отец вышел, то я бы увидел его и, быть может, поговорил с ним. Я заранее набросил на себя иллюзию, и мои волосы стали тёмными, изменились черты лица и цвет глаз. Одежда на мне и так была неброская и потрёпанная. Я мог сойти за бродягу.

Громкий скрежет заставил меня насторожиться. Оказалось, что это крепкий бородатый мужик в простой одежде открывал ворота. Я выскочил из-за кустов и подбежал к воротам. Заглянул во двор, и тут же сердце сдавила грусть. Здесь каждое дерево было родным. Гладкие камни дорожки помнили мои шаги. Столько времени я гнал прочь мысли о возвращении домой, ведь это невозможно. Но вдруг мне показалось, что стоит ступить на дорожку и всё станет как раньше. Мне двенадцать, я возвращаюсь с прогулки вместе с мамой. Её тёплая рука сжимает мою. Папа встречает нас, а Ганклиф стоит в сторонке и…

– Эй, ты бы лучше отошёл! – прикрикнул мужик.

Он взял меня за шкирку и отвёл в сторону.

– Ты что стоишь, рот раззявил? Сейчас молодой хозяин выезжать будет.

Ганклиф. На лбу выступил пот и затряслись руки. Надо поторопиться и спросить мужичка о важном.

– А лорд Ладлоу как поживает?

– Наш добрый господин приболел. Из поместья не уезжает, сидит дома, но каждый день ненадолго выходит в сад.

Крепыш пошарил взглядом вокруг и сказал мне на ухо:

– Молодой хозяин сейчас всем заправляет. Наш лорд с ним не разговаривает, а раньше они всё ругались.

Сплетника перебил цокот копыт.

– Ты бы шёл отсюда, бродяга. Сын лорда таких не жалует.

Я и сам не хотел сталкиваться с братом. Быстро пересёк дорогу, перемахнул через кусты и притаился. Подстриженные прутья до боли упирались в спину. Сердце стучало так громко, что, казалось, оно выдаст меня. И кровь шумела в голове. Я дышал учащённо, но мне не хватало воздуха.

Цокот копыт усилился, а потом стал стихать. Я глубоко вдохнул, выдохнул и почувствовал небольшой прилив сил, хотя ноги ещё плохо слушались меня. Слёзы сами собой хлынули, я не мог остановить рыдания. Слишком напуганный, слишком слабый. Маг иллюзий, а дрожу перед тем, у кого нет способностей. Думал, что взрослый уже, а детские страхи побороть не могу.

Ганклиф был мне братом. Он казался таким взрослым, ему было семнадцать, как мне сейчас. На моё желание сблизиться, он отвечал холодностью, как и на мамино. Я только потом понял, что мы с мамой стояли на его пути к отцовской любви.
Когда король объявил охоту на магов, отец узнал об этом прежде, чем к нам отправили стражников. Он помог нам бежать. Никто, кроме членов семьи, не знал о наших с мамой способностях. Ганклиф и не скрывал своей причастности. Никогда прежде я не видел его таким довольным. Часто перед глазами встают его ухмылка и злой огонёк в глазах. И мама, стоящая перед стражниками. Её слабые иллюзии лишь ненадолго смогли остановить их. Этого было достаточно, чтобы я добежал до леса и спрятался там.

Слёзы капали на раскрытые ладони. Хватит! Надо быть сильным ради неё. Яростно ладонями я стёр слёзы с лица. Отец, пока у меня не получится увидеться с тобой, но придёт время, и я вернусь домой. Ты только дождись.

ПОСВЯЩЁННЫЙ

«Первым, что я увидел, открыв глаза, был ослепительный свет, проникающий в юрту через щели в потолке. Дом был пуст, я проспал до полудня. Вдруг занавеска, закрывающая вход, резко отдёрнулась, и за ней показался знакомый силуэт.

-Ну сколько можно спать, Шагыт?

Звонкий голос Гёзал подействовал лучше целого бурдюка холодной воды в лицо.

-Да не сплю я.

-Одевайся, ты всё пропустишь!

Девочка бесцеремонно вбежала внутрь, не обращая внимания на то, что меня прикрывала лишь небольшая меховая перина. Пока я надевал свой дэгэл[1], Гёзал с нарочитым интересом рассматривала убранство хорошо знакомой ей юрты. Завязав пояс, я повернулся к ней и жестом позвал с собой на выход.
<…>

Снаружи кипела жизнь. Весь улус[2] направлялся на восток, к Оогэн. Взяв Гёзал за руку – мало ли, потеряется ещё ненароком – я пошёл вместе с остальными людьми, ища глазами в толпе Сабу.

-Шагыт, как думаешь, твоя бабушка уже там?

-Может быть. А тебе какое дело?

-Ты чего? Ей же так повезло – застать этот день, будучи живой. Она ведь здесь уже… 91 оборот?

-92. Пойдём, мы всё равно её не пропустим.

По мере приближения к Оогэн людей становилось всё больше. Гомон толпы слился в сплошной ровный гул, будто сотни коней одновременно участвуют в скачках. На небе не было ни облака. Воздух на горизонте плыл – полуденное солнце начало раскалять степь. Я с детства слышал предания об этом дне, но никто никогда не упоминал, что будет так жарко. Кто-то в толпе присел под куст, другие обменивались между собой бурдюками с водой. Судя по запаху, кто-то пришёл навеселе. Из толпы показалось морщинистое лицо Сабы, тут же расплывшееся в улыбке.

-Өдрийн мэнд, Шагыт!

-Здравствуй, бабушка. Как ты себя чувствуешь?

Саба немного нахмурилась.

-Теле барнын - иле бар[3]. Помни о своих корнях, Шагыт, ведь покуда у тебя есть корни – есть и дом. Мира в твой дом, Гёзал.

-“Спасибо, Саба-гызыл!”, - Гёзал засияла пуще прежнего – «Скажите, а что сейчас будет?»

-Ты чего, Гёзал? Никак память с утра отшибло?

-Вы просто так интересно рассказываете, мне очень нравится слушать вас, особенно о дне Ирэх.

Ближайшие люди из толпы бросили на нас несколько удивлённых взглядов и продолжили смотреть на Оогэн и небо надо ним. Саба вздохнула и тепло улыбнулась:

-“Думаю, какое-то время у нас ещё есть… Слушай, Гёзал. Шаманы вот уже несколько сотен оборотов от отца к сыну передают эту историю. В незапамятные времена, когда Земляные Матери ещё ходили по тверди среди нас, а духов мог увидеть каждый, с небес в это самое место, где так повезло остановиться нашим предкам, спустился камень такого размера, что закрыл собой солнце, а земля под ним продавилась и заныла, как перегруженная кобыла. Днями и ночами шаманы взывали к камню, к матерям, но безуспешно – даже духам был неведом секрет камня. Но однажды часть камня отворилась, будто дверь чума, и изнутри показался человек, такой же как мы с тобой. Был он высокий, широкоплечий и темноволосый, настоящий охотник, не то, что наш Шагыт” – Саба беззлобно хихикнула – “по крайней мере так говорят. Шаманы стояли, не решаясь приблизиться к небожителю, а духи роились вокруг него, будто изучая, либо узнав своего, но казалось, он их не замечал! И вдруг он передал ближайшему шаману невесть откуда взявшуюся скрижаль и зашёл обратно в камень. Шаманы даже не успели ничего сделать, как камень затворился и начал погружаться вниз, в землю, пока не осталась торчать только верхушка, которую с тех пор называют Оогэн. Плач Земляных Матерей эхом разносился по степи, пока шаманы корпели над скрижалью, соотнося письмена на ней с ночным небом и цветками льна, поведением кузнечиков и восходами солнца – всюду находили они подобие и взаимосвязь, и было явлено им, что именно в этот день – день Ирэх – Оогэн вознесётся, показав себя солнцу, но одного никто не знает до сих пор – что случится потом. И не увидели они, как оставшиеся без почитания духи оставили нас, а Земляные Матери ушли обратно в твердь – врачевать рану, нанесённую Оогэн. А улус наш тем временем стал первым, отказавшимся от кочевания и привязавшим себя корнями к этому месту. Нам с тобой, Гёзал, выпала великая честь – увидеть Ирэх своими глазами! Об этом дне сложат предания, и ты, Гёзал, будешь рассказывать о нём вашим с Шагытом детям, чтобы они рассказали это своим.”

Гёзал резко зарделась:

-Дети? С ним? Тьфу! Но спасибо за историю, Саба-гызыл!

Я приподнял бровь и посмотрел на них, но быстро перевёл взгляд обратно на Оогэн. Булыжник высотой в нескольких рослых людей стоял недвижимо, оставаясь глухим к происходящим здесь страстям. Если история и впрямь настоящая, то народу не стоит толпиться у самого его подножья – мать-земля заберёт.

Прошёл час, а может два. Кому-то в толпе становилось нехорошо, кто-то начинал роптать, да и мне надоедало стоять на одном месте в ожидании непонятно чего.

-Слушай, Гёзал, пойдём отсюда, а?

Девочка ошарашенно вытаращилась на меня:

-Ты с ума сошёл!? Хочешь пропустить такое?

-Да с чего ты взяла, что вообще что-то будет? Ты вот духов видела? А Земляных Матерей? Ты думаешь зачем нам все эти красивые сказки рассказывают, а?

-Да как ты…

Гёзал не договорила. Твердь содрогнулась, и снизу послышался гулкий стон вперемешку с грохотом водопада или обваливающегося чума невероятных размеров. Ближайшие к Оогэн попадали на землю. Кто-то рванул в противоположную от камня сторону, другие упали на колени и принялись неистово молиться – началась давка. Поверхность вокруг булыжника раскалывалась, а сам он будто бы увеличивался в размерах. Гёзал вскрикнула, когда в неё врезался в панике убегающий мужчина. Я схватил её, не дав ей упасть на землю. С ближайших деревьев взлетели птицы, и к ужасному гулу добавился шум галдящих в небе стай. Хотелось покрепче закрыть уши, но страх за Гёзал не давал её отпустить. Земля содрогнулась ещё раз, и вдруг послышался оглушительный, похожий на звук гонга, удар. Ещё один. Ещё. В глазах потемнело.

В себя я пришёл через какое-то время. Гёзал лежала поодаль не шевелясь. Сабы нигде не было видно. Вскочив, я молниеносно добрался до Гёзал и потряс за плечи. Тихий стон дал понять, что она ещё жива. Оглянувшись вокруг, я увидел, что поле было усеяно людьми, но моё внимание приковал возвышающийся до самых небес камень, некогда бывший Оогэн.

“Так это всё – правда…” – невольно вслух сказал я и сглотнул, промочив пересохшее горло. В степи стояла оглушительная тишина – даже птицы умолкли, наблюдая за неведомым событием. Внезапно часть булыжника отсоединилась, выпустив клубы пара, и отъехала куда-то вовнутрь. В проёме, освещённым бледным, похожим лунный, светом стояли… Люди? Небожители? Духи? Не в силах трезво мыслить, я стоял и наблюдал за действом, полностью парализованный. Краем глаза я увидел, как встаёт с земли наш шаман. Полный благоговения, он протягивает руки к небожителям, и ближайших из них не реагирует, пока группа позади него что-то ищет в своих заплечных тюках. Наконец один выхватывает какую-то серую поблёскивающую на солнце палку, направляет её на шамана, и поляну озаряет яркая вспышка.

Протерев глаза, я увидел, что на месте шамана остался только витающий в воздухе пепел. Мои инстинкты подсказали, что нужно сейчас же прятаться, и я нырнул в ближайшую канаву, затаившись, наблюдая. Небожители вышли из проёма, и я смог рассмотреть их получше: все они были одеты в серые плотно прилегающие к телу кафтаны, а лица их были закрыты странными повязками. Главный из группы (так я решил по тому, как он держался) пошёл вперёд, жестом подзывая остальных, и они двинулись по поляне, перешагивая через лежавших без сознания людей. Кажется, они разговаривали между собой. Голос их звучал, как шум высокой травы при сильном ветре, но я не разбирал ни слова – они говорили не на нашем языке. Мой разум отчаянно боролся между желанием спасти себя, защитить Гёзал и узнать, что же находится внутри ожившей легенды Оогэн. Когда группа из четверых небожителей достаточно отошла от Оогэн, я решил пробраться внутрь, и пополз по канаве. Какие-никакие навыки охотника у меня всё-таки были, и потому, вероятно, они меня не заметили, и я добрался до самого входа.

Незаметно прошмыгнув внутрь, я очутился в небольшом зале, целиком выполненном в железе или бронзе, не могу сказать точно. На стенах было несколько углублений, будто бы предназначенных для дэгэлов, судя по крючкам на стенах. Четыре из них были пусты, но в оставшихся висели эти самые кафтаны – одежда небожителей. Я быстро осмотрел их, и заметив любопытную перчатку из светлого металла, украшенную какими-то, как я думал, драгоценностями, решил её украсть. Спрятав её, я стремительно убежал из Оогэн. Ну, вот, как-то так».

-Не понял. А с девочкой что произошло? А с бабушкой? История на самом интересном месте закончилась.

-А это тебе знать не обязательно. Так ты поможешь мне или нет?

Мужчина грохнул кружкой с сакэ по столку, от чего оно немного выплеснулось. Все посетители кабака обратили на наш стол внимание, отчего мужчина немного сник.

-Шагыт, слушай, я не иду в напарники к тем, кому не доверяю, а твоя история звучит как долбаный бред. Если бы не эта твоя перчатка, я бы даже слушать тебя не стал.

Взгляд мужчины скользнул по отблёскивающей в свете кабака поверхности перчатки. Я повращал выпрямленный указательный палец, и с ладони сорвались голубые искры.

-К сожалению, всё это – чистая правда. Думаю, моя Гёзал до сих пор у них, а что стало с Сабой – даже знать не хочу, не один месяц уже прошёл. Я еле сбежал оттуда, и в одиночку возвращаться не собираюсь. Говорят, небожители отстроили вокруг Оогэн какое-то поселение…

Мужчина задумчиво посмотрел на ножны своей катаны. Я невольно задержался взглядом на красующемся на его лице шраме. Кажется, он уже не слушал меня, а вёл какой-то свой, одному ему известный внутренний диалог. Наконец, он сказал:

-Вдвоём у нас тоже вряд ли что-то получится. Нам нужно отправиться в Дюссельдорф, я знаю кое-кого, готового нам помочь.

-Ничего себе, откуда такая резкая перемена настроения?

-Да вот знаешь, как бы мне не хотелось тебе верить, эта информация соединяет вместе некоторые слухи, которые тут ходят. Мол, повозки там по воздуху летают, и караваны, оказавшиеся там, больше никто не видел. Я был уверен, что это всё пьяный трёп, пока не встретил тебя. На пьяницу ты не похож, а для сумасшедшего у тебя слишком складная история. Встретимся здесь на рассвете.

Мужчина оставил на столе несколько монет и ушёл. Я сгрёб их в кучу, отдал хозяину и направился наверх к комнатам для ночлега. Разбереженные воспоминания скребли душу. Всё-таки потерять весь свой улус, всех родных и близких в один день – слишком тяжёлая ноша для одного человека. Вряд-ли Гёзал ещё жива, не говоря уж о Сабе. Воодушевлённый согласием самурая, я скинул тюк с вещами в угол и сел на кровать. Луна ярко светила в окно, освещая ребристые крыши города, как там его… Дрезден? Сделав пасс рукой в перчатке, я закрыл дверь ключом, торчащим в замке, вынул ключ и подтянул к себе.

Какой бы магией не владели небожители, на моей стороне правда. Убивающие других без причины должны быть стёрты с лица матери-земли. Размышления о мести согревали меня, а волшебная перчатка приятно холодила руку. Я сжал ладонь в перчатке и с силой ударил ей о вторую руку, отчего из перчатки посыпались огненные искры.

-То ли ещё будет…

[1] Традиционная одежда монгольских и тюркских народов, напоминающая халат. Делается из хлопка, шёлка или парчи.

[2] Оседлое поселение монгольских кочевников

[3](монг.) «У кого есть язык – есть страна»

Портрет госпожи Лизы.

Театрик, для которого Костя малевал декорации, приказал долго жить. Зарплату и без того задерживали вот уже несколько месяцев, выдавая лишь какие-то крохи «авансов», так что на вопрос об окончательном расчёте только развели руками и предложили обращаться в суд. Ты конечно выиграешь, — сказали ему, — вот только денег всё равно не получишь, потому что их нет.

Любимая девушка, когда Костя позвонил ей, чтобы поделиться своей печалью, оказалась уже не любимой. Она была, в общем-то, хорошей девушкой, она даже попыталась его приободрить, пообещав, что, дескать, с таким талантом, как у него, он обязательно найдёт отличную работу, а то и вовсе однажды прославится. А потом попросила ей пока что не звонить, потому что сейчас ей нужно сосредоточиться на аспирантуре, так что вообще не до этого. После ей тоже лучше не звонить, и вообще, он бы сам давно всё понял, если бы дружил с головой.

Обалдевший от таких жизненных пертурбаций, Константин вздумал, было, по примеру всех гениев напиться абсента и помереть в канаве, да только денег на абсент было жалко. Так что пришлось жить дальше и искать новую работу. Сайты с вакансиями показали ему странную картину: почему-то выходило, что хорошие должности с большими зарплатами, предназначались исключительно людям не его профессии. У художников же было в основном два пути: либо множество интересных заказов на сайтах фриланса, либо место кассира в «Пятёрочке». И стезя кассира по здравому размышлению казалась куда привлекательнее. Костя почти смирился с ней, когда ему вдруг позвонили и предложили заказ.

Встретиться и обговорить детали решили прямо в квартире у Кости. Заказчиком оказался невысокий полноватый мужчина с длинной бородой и пронзительными тёмными глазами. Лысеющую макушку клиента обрамляли длинные чёрные кучерявые волосы, в которых блестели капли растаявших снежинок. Под мышкой он держал большой плоский свёрток.

— Майкл, — заказчик протянул пухлую ладонь для рукопожатия, — мне порекомендовала вас ваша бывшая тичер. Сказала, вы были лучшим в классе живописи!
Мужчина говорил без акцента, но что-то в его произношении и манере речи выдавало иностранца. Костя пожал протянутую руку и пригласил гостя на кухню.

— Мне нужна картина, Константин, — начал Майкл, насыпая тем временем сахар в кружку с чаем, — Но не простая, ноу! Я хочу точную копию Джоконды, окей?

— Подделку? — нахмурился Костя.

— Ноу! Копию! Я не собираюсь выдавать её за ориджинал, не нужно её старить, делать все вот эти трещинки…

— Кракелюры, — уточнил Костя, — Они называются кракелюры.

— Никаких кракелюров! Но в остальном копия должна быть точной. Я желаю видеть её такой, какой видел её сам Леонардо сразу после завершения.

— Она будет сильно отличаться от нынешнего состояния. Понимаете, за пятьсот лет картина потемнела и выцвела, Леонардо экспериментировал с красками и не учитывал, что с ними станет спустя время…

— Ю ноу! Именно это я имею в виду. Пусть она будет абсолютли как новая, но при этом точной копией, совсем как у Леонардо, вы андестенд ми, Константин?

— Это будет непросто. Всё-таки да Винчи был гением, величайшим из всех. И он писал её несколько лет…

— Один год! Вы должны написать её за год. Что же насчёт оплаты, — Майкл вынул смартфон и завозил по экрану большим пальцем, — Думаю, она вас удовлетворит.

Костин телефон пиликнул, и на экране высветилось уведомление о сумме, поступившей на его карточку. Весьма внушительной сумме.

— Я буду переводить вам столько каждый месяц, пока вы работаете над картиной, а через год я хочу увидеть её законченной, окей?

— Майкл, вы что, демон? — осипшим от волнения голосом спросил Костя, — Вы пришли, чтобы искушать меня?

— Ноу! Константин, ноу! Совсем наоборот, я не демон, я ваш добрый энжел!

— Вы не похожи на энжела… ну…

— Ха-ха! Но я энжел! Итс рил! — Майкл хохотал так, что в его глазах заблестели слёзы, — Не переживайте, Константин, это справедливая плата за такую работу, и вы — абсолютли тот самый человек, который сможет её сделать. Поверьте, я наводил справки, я знаю про вас всё.
Была ни была! Костя хотел этот заказ. Дело было даже не в деньгах (хотя и в них тоже), а в самой работе: повторить картину великого Леонардо, досконально изучить и освоить все его приёмы — то, о чём он мечтал, поступая на классическую живопись, и то, что в силу вечной нехватки времени и денег так и не смог воплотить. Он согласился.

— Тогда оставляю это вам, Константин! — Майкл разорвал бумагу на свёртке, — Это тополь, если я не ошибаюсь, доска 76,8 на 53 сантиметра. Я хочу, чтобы вы работали на ней.

Едва за Майклом закрылась дверь, как Костя кинулся к книжной полке, вытащил альбом и отыскал в нём репродукцию Джоконды. Качество так себе, пусть и лучше, чем в интернете. Надо будет взять в библиотеке каталог Лувра, а лучше — заказать свой, теперь он может это себе позволить!
Пока же… Он схватил пачку бумаги и принялся делать наброски, за которыми засиделся до глубокой ночи, пока не устал настолько, что сил хватило только дойти до кровати.

Следующие недели Костя посвятил подготовке: он шкурил, грунтовал и сушил доску, размечал её, делал эскизы, перечитал всю литературу о технике Леонардо, которую только смог достать в библиотеке. Ему не терпелось взяться за краски, но он себя сдерживал: доска без правильно обработки грозила покоробиться, да и грунт надо было накладывать как следует, в несколько слоёв. Да Винчи не спешил, когда создавал Джоконду, вот и ему не следует.
Как-то раз, найдя у себя в кармане куртки полупустую пачку сигарет, Костя вспомнил, что уже давно не курил. Получается, он бросил, хотя и сам не заметил как. Удивлённо повертев пачку в руках, он выкинул её в мусорку. А заодно с удивлением осознал, что после визита Майкла ни разу не заходил в свою любимую ММО. Он и компьютер-то теперь включал лишь для того, чтобы читать там статьи о Джоконде. Впрочем, теперь ему это было ни к чему: те книги, которые он заказал, уже доставили, а с тех, что нельзя было купить, он сделал распечатки в библиотеке. Так что, когда понадобилось освободить комнату от лишней мебели, чтобы поставить мольберт, компьютер отправился куда-то в чулан.

Спустя месяц телефон сообщил об очередном переводе от Майкла. Костя отметил это про себя, но даже не стал проверять счёт. Доска была подготовлена, и он вовсю занимался эскизом, намечая свинцовым карандашом контуры будущей картины. Теперь телефон отвлекал его всё реже: когда звонили родные и друзья, Костя говорил им, что очень занят заказом. Даже маму удалось убедить в том, что у него всё в порядке, и лишь из-за того, что погружён в работу, он не навещает её так часто, как прежде. В конце концов звонки стали приходить лишь от спамеров, и Костя перестал ставить телефон на зарядку.

К весне он закончил подмалёвок и решил приступить к пейзажу. Важность пейзажа, на фоне которого изображена Мона Лиза признают все искусствоведы, именно он делает портрет таким органичным и при этом создаёт иллюзию нереальности мира, в котором она находится. Работа над пейзажем должна была стать его первым серьёзным испытанием как художника. Очертания гор, реки и вьющейся вдалеке дороги были давно изучены, но вот утерянный цвет Костя никак не мог ухватить. Наконец он решил распахнуть окно и подтащить к нему мольберт. Жилище Кости находилось на верхнем этаже, улица шла вниз под уклон, и высоких домов напротив не было, так что вдали хорошо просматривались изумрудно зелёные горы. Разумеется, не такие, как на картине, но с живым примером перед глазами работать стало легче.

Точно так же он поступил и когда пришло время писать саму Джоконду: попросил попозировать для него знакомую девушку. Он познакомился с ней в магазине тканей когда заказывал льняные холсты для картин. Девушку звали Лиза, в точности как Джоконду, и хоть они были не очень-то похожи друг на друга, Костю это не смущало: модель ему была нужна лишь для того, чтобы правильно передать цвет и текстуру кожи, волос и ткани.
Лиза сама загорелась этой идеей, и пока Костя расставлял по комнате белые панели, которые бы мягко отражали на модель падающий из окна свет, она чертила в своём блокноте выкройку для костюма. Спустя неделю, Лиза принесла платье из зелёного шифона с жёлто-красными рукавами. Платье имело столько мелких складок, что Костя, усадив Лизу в кресло, ещё чуть ли не полчаса вынужден был раскладывать и расправлять эти складки, чтобы они выглядели естественно. Зато когда дело было сделано, и художник накинул на Лизины волосы тонкую вуаль, он получил идеальную модель для своей работы.
Теперь Костя целиком погрузился в живопись, воплощая те приёмы, которые так старательно изучал по книгам о Леонардо. Он должен был добиться необычайно мягкой манеры письма, лёгкой, как будто тончайшая дымка отделяла его от человека на картине. И при этом каждая деталь нуждалась в точнейшей прорисовке. Лиза обычно о чём-нибудь болтала, пока он, уткнувшись в картину, наносил еле заметные мазки. Но стоило Косте выпрямиться, и посмотреть на неё, тут же замирала с лёгкой улыбкой, позволяя хорошо рассмотреть себя.

К сожалению, Лиза не могла позировать каждый день, потому что стояла за прилавком в своём магазине. Это время Костя посвящал работе над мелочами. Желая достичь такого же мягкого сфумато, как у Леонардо, он прибегал к тончайшей лессировке, нанося множество еле видимых слоёв краски друг за другом. Это само по себе отнимало немало времени, к тому же краске требовалось сохнуть. И как бы ни хотел Костя с головой уйти в живопись, делать перерывы всё равно приходилось.

Обычно он пешком прогуливался до площади, где стоял собор, или до набережной, или до Старого моста, перейдя который мимо галереи доходил до моста Святой Троицы. Где-то по пути он обычно обедал в одной из многочисленных остерий. Он находил удовольствие даже в таком одиноком времяпрепровождении. В целом, его образ жизни стал куда более размеренным и спокойным. Хотя, сказать по правде, он был бы не прочь однажды прогуляться и с Лизой.
Несколько раз, когда из-за занятости модели, ему приходилось останавливать работу над картиной, Костя навещал родителей. Их вилла находилась в предместьях, далеко от городского центра, поэтому он нанимал извозчика. Путь в карете занимал больше часа и стоил немало. Впрочем, те деньги, которые платил Майкл, покрывали все расходы. Мешочек с монетами исправно доставляли ему каждый месяц, и этих денег было более чем достаточно для его скромных запросов.

Так пролетел год, и настал последний день отведённого Косте времени. Майкл загодя отправил посыльного с извещением о своём визите, и в условленный час вбежал по лестнице в мастерскую. Отдуваясь, он сорвал с головы бархатный берет и отёр со лба капли пота. А потом увидел картину.

— Мадре дольче! — Майкл ворвался в комнату и встал напротив мольберта, — Это она! Она, как есть! В точности как видел её Леонардо! Ты гранде артисто, Константин, грандиссимо!

— Это всего лишь копия, — Костя был смущён этой восторженной похвалой.

— И что? — Майклу даже отвернулся от пленившей его картины, чтобы продемонстрировать Косте свои выпученные от изумления глаза, — Нель номе ди Дио, что такого есть в оригинале, что делало бы его лучше этой есселенте копии?

— Ну как что? Оригинал настоящий… — Костя был так шокирован этим вопросом, что даже не сразу нашёлся, что ответить, — У оригинала есть провенанс, ну, история то есть…

— Это всего лишь ничего не значащие слова, Константин, меньше, чем призраки. Красота — вот что имеет значение! — Майкл вновь повернулся к Джоконде и благоговейно протянул к ней руки, — Красота спасает мир! Красота делает мир лучше, неужели ты не чувствуешь этого?
Костя подошёл к окну и выглянул наружу: узкая кривая улочка, на которой он жил, круто спускалась к реке, за которой раскинулся центр города. Над его красными черепичными крышами и свечками кипарисов возвышались изящные башни Старого дворца и палаццо Барджелло, а также монументальный купол собора Святой Марии. А за ними в мягкой дымке сфумато растворялась цепь зелёных гор. Воздух заполнял лёгкий аромат свежего хлеба и апельсинов. В лазоревом небе проносились ласточки, а на набережной Арно кто-то играл на мандолине. Мог ли этот мир быть ещё лучше?

— Чем собираешься заняться теперь, Константин? — вопрос Майкла прервал его затянувшиеся размышления, — Как насчёт того, чтобы продолжить писать, но уже свои собственные картины?

— Хотелось бы, да только…

— Но-но, остановись! Только не надо снова рассказывать, что ты не настолько гранде, как да Винчи! Константин, искусство — это ремесло, и ты владеешь его секретами не хуже любого из великих мастеров, иначе не смог бы написать эту картину! Впрочем, я вижу, ты уже решил.

— Вы и правда всё обо мне знаете.

— Как и полагается твоему доброму анжело! — Майкл засмеялся, — Вот и отлично! Тогда мне пора, но обещаю, я ещё буду навещать тебя!
Он направился к выходу из мастерской, на ходу расправляя на голове свой роскошный берет.

— Постойте, Майкл! А картина?

— Она твоя, Константин! Мой тебе подарок, можешь распорядиться ей как душе угодно! Чи ведиамо!

Майкл ушёл, и Костя остался один, взбудораженный и растерянный. Необходимо было занять себя какой-нибудь работой, чтобы привести мысли в порядок. Он подвинул ящик с красками к мольберту, на котором стояла его Джоконда, и взял свинцовый карандаш, чтобы сделать набросок…

В упоении он проработал весь день, и к вечеру на коленях госпожи Лизы появился маленький — размером с кошку — единорожек. Девушка гладила его, утопая пальцами в курчавой шёрстке, единорожек же, задрав мордочку, смотрел на свою хозяйку влажным чёрным глазом.

— Будет ли этот мир лучше? — с улыбкой спросил сам у себя Костя, откладывая кисть.

Свет мёртвого мира

- Звезда погасла… - голос Нины дрогнул, как будто в её сердце тоже погас ещё один огонёк. Она смотрела на бесконечный и чёрный небосвод. - Дедушка говорил, что звёзды - это целые миры. Значит ли это, что у них там тоже погасло солнце?

Михаил даже не обернулся. Он привычно ожидал настройки прибора.

- Это просто газ и гравитация, Нина, - ответил он. Голос прозвучал ровно, но в нём слышалась усталость. - Не ищи чудеса там, где их нет.

- Но наш мир… он тоже когда-то был чудом, разве нет? - Нина шагнула вперед, свет от её фонаря упал на бескрайнюю, белую пустошь. - Росли зелёные деревья, цвели бесконечные луга, журчали реки… Разве это не магия? Хотела бы я хоть раз увидеть это вживую.

Михаил не ответил. Он поднялся и махнул Сергею, который в тени возился с оборудованием.

- Готово? - спросил ученый.

- Да, Петрович, все стабильно. Но энергия… на исходе.

- Тогда не будем терять время, - Михаил сел за панель управления и активировал сканер. Экран загорелся тусклым светом, выводя размытые очертания ландшафта. Слой снега и льда покрывал землю до горизонта.

- Снова ничего, - пробормотал он, сверяясь с показаниями прибора. - Сплошной мрак и руины.

- Подожди! - Нина подалась вперед и ткнула пальцем в экран. - Здесь что-то есть...

Михаил прищурился и увеличил масштаб изображения. На экране появилась крохотная пульсация. Ученый хмыкнул:

- Похоже на какой-то остаточный сигнал.

Он нажал пару клавиш, и пульсация окрасилась в светло-золотистый цвет.

- Новый спектр, - удивился Михаил. - Такого еще не было.

- Исток магии... - едва дыша, прошептала Нина.

- Рано делать выводы, - фыркнул Михаил. - Наверное, снова поломанный древний механизм. Но стоит проверить.

- Тогда отправляемся, - решительно сказал Сергей. - Энергии в костюмах осталось дня на три.

Вся группа была облачена в массивные костюмы, защищающие их от адского холода. Температура атмосферы опустилась до ужасающих минусовых значений: никто бы не смог выжить в такой среде. На их запястьях тускло мигали индикаторы оставшейся энергии, напоминая о том, что ресурс не бесконечен.
Они шагали по мёртвой земле. Каждый шаг сопровождался скрипом снега, и этот звук, казалось, разносился на километры вокруг, нарушая первобытную тишину. Лишь фонари их костюмов освещали несколько метров вперёд, разгоняя мрак.

Михаил шел в раздумьях. Генераторы, которые питали их подземные города, все чаще выходили из строя, а топливо было на исходе. Вскоре ничего не останется, кроме тьмы и холода. Именно это сподвигло его на эту экспедицию в поисках «истока магии», а точнее поиска нового источника энергии. Сергея он взял как лучшего технического специалиста, который разбирался в любом современном оборудовании, и мог бы попытаться разобраться в древнем. А вот Нина сама напросилась. Её родители погибли, когда на одной из станций отказал генератор, и в мгновение ока все замерзли насмерть. В итоге воспитывал её полоумный дед, который рассказывал внучке небылицы о магии. Она до сих пор верит в это. Поначалу он не хотел её брать, но потом решил, что так будет лучше: сама убедится, что никаких чудес не бывает.

Через несколько часов, группа подошла к башне. Она возвышалась в белом безмолвии, застывшая и сломленная временем. Снег обволакивал её так плотно, что казалось, она сама часть ледяного мира. Когда-то красивые ворота теперь лежали сломанные рядом с аркой входа. Они шагнули внутрь, и свет от фонарей скользнул по мёртвым стенам.

Пройдя через зал, где не было ничего кроме обледеневшей старой мебели, группа спустилась вниз по лестнице. Комната в подвале была овальной формы. В центре стоял пьедестал, а на нём странный прибор в виде сферы. Михаил направил на него ручной излучатель.

- Энергетические импульсы, которые мы обнаружили на сканере, идут от него.

Сергей приблизился.

- Интересное устройство. Здесь нет проводов, нет электроники…

Нина стояла чуть сзади, и у неё перехватило дыхание.

- Это же магический шар! - наконец выдала она.

- То, что это шар, я вижу, - подтвердил техник. - Но пока не пойму, как его включить.

- Надо положить на него руки, - ответила Нина и подошла, опустив ладони на гладкую поверхность прибора. Ничего не произошло.

- Не сработало, - констатировал Михаил. Девушка разочарованно смотрела на темный шар, накрытый её рукавицами.

«Может, надо коснуться его голыми руками?» - подумала она.

Сергей еще какое-то время провозился рядом со странным прибором, но так и не понял, как его активировать.

- Прости, Петрович, но тут я бессилен. Все измерительные приборы показывают, что это обычный стеклянный шар.

- Любопытно, - задумчиво протянул ученый. - Зачем тогда отводить под него целую комнату?

Нина утвердилась в своем решении и, сорвав с руки перчатку, быстро опустила ладонь на шар.

- Дура! - ужаснулся Михаил. Ладонь Нины буквально на глазах начала чернеть от холода.

- Ты что творишь?! - подлетел к ней Сергей и поймал девушку, которая от сильной боли начала оседать на пол. Он достал из сумки баллончик, нажал на крышку, и струя пены начала обволакивать пораженную кожу руки.

- Нина, ну зачем? - смотрел на неё с укоризной Михаил. - Ну, веришь ты в свои сказки, я не возражаю. Но творить глупости...

- Не глупости, - прошептала Нина, и яркий свет озарил её слабую улыбку.

Мужчины обернулись. Сфера разгоралась золотистым светом, наполняя комнату теплом и прогоняя тени.

Михаил стоял молча. Впервые за долгое время его уверенность пошатнулась. Свет отражался в его глазах, и он не мог объяснить, что происходит.
Сергей, поддерживая Нину, не мог оторвать взгляда.

- Это… будто солнце…

Последняя фантазия.


***

- Держись, еще немного, - протянув руку девушке, путник подтянул за собой на слишком высокий уступ хрупкое тело.

Райан бы и сам хотел в это верить. Хотел бы верить, что их путешествие не напрасно. Что за тяжелым скалистым подъем последует долгожданный спуск к Янтарному морю. Что еще не поздно, и последний оплот человечества, расположившийся на его берегу, будет спасен.

Вспышка обжигающей боли возле сердца заставила вздрогнуть. Разогревшийся за долю секунды, висящий на шее, кулон вновь стал холодным.

Райан не должен сомневаться в святой миссии. Не должен думать, почему великий артефакт был доверен в их с Эрикой руки. Ведь и Эрика не сомневалась. Не роптала, стерев ноги до кровавых мозолей. Только глубокие, черные как бездна, глаза вселяли в Райана страх, выдавая истинное отчаяние.

Хруст веток отвлекает путника от мыслей. Притаившийся хищник заставляет достать верный меч.

***

- Видишь, мы почти пришли, - собственный голос кажется оглушающе громким.

Слишком резким, хотя на самом деле его едва слышно за шумом накатывающих волн. Красным отблеском переливается вода, отражая свет негреющего закатного солнца. Ветер развивает непокорные пряди волос, отросшие за долгий путь.

- Эрика?

Райан испуганно озирается, резко осознав свое одиночество.

Проведя рукой по лицу, на секунду закрывает глаза. Шумно выдыхает.

Красным отблеском переливается вода. Отравленная, мертвая. Как и все, что есть вокруг. Путник садится на камень, открывая висящую на плече сумку. Запасов еды и воды почти не осталось.

И как только он еще смог продержаться так долго? Как смог выжить в момент, когда наступил Конец? Неприспособленный жить в настоящем, витающий в облаках собственных фантазий.

Возможно, это и было его спасением от принятия неизбежного.

Великая миссия, артефакт, спутница… Все это было иллюзией.

Момент тишины в воспаленном разуме длился несколько секунд. Но их хватило для короткой паники от непривычного чувства – ведь там всегда было шумно, и всегда он был не один.

Техника вышла из строя намного раньше, чем запасы еды стали становиться скуднее, и ему давно не приходилось слышать настоящей музыки. Но услужливый разум наигрывал ее внутри черепной коробки. Почти по-настоящему.

Обветренные губы беззвучно повторяли слова какой-то известной мелодии прошлого.

Старая привычка, исходящая из отсутствия слуха и ритма, не позволяла испортить хороший момент.

Прикрывая глаза, путник шумно выдыхает.

Сознание проваливается в еще одну, возможно, последнюю для него фантазию…

***

Анализ данных показывает отсутствие признаков энергии.

ART-1106 – безжизненная планета, отравленная собственными бывшими обитателями, не поделившими ее ресурсы.

V-251 убрал манипулятор от выбеленной морем костной ткани, блестящий предмет привлек внимание оптики. Ви поднял его и завис на один клик.

Это противоречило всем протоколам и обычной логике. Процессор сохранил необычный файл. Причудливое сочетание звуков, значений которых не было в базе данных. Вокалайзер воспроизвел его. Снова. И снова.

Это противоречило всем протоколам и обычной логике.

Спрятав между сегментами брони понравившийся «мусор», V-251 направился к шаттлу.

Демонтаж

5.

Когда на экране появился Искусственный Интеллект, Эс и её гости, кроме Леонида Вебера, встали и взяли наполненные шампанским бокалы. Роко в общежитии Скимеда чтили и уважали.

— Лео, встань! Роко же! — Эс потеребила Вебера за футболку, и тот нехотя поднялся с дивана.

Роко молчал.

4.

Стая дронов кружила под потолком 454-го этажа, снимая звёзды и облака очередями из лазеров. Толпа жителей окружала экстренный лифт. Это была колоссальная конструкция, в который могли уместиться разом две сотни пассажиров, но желающих было куда больше. Порой в очереди возникали скандалы и драки, которые нехотя разнимали утратившие мотивацию полисовцы.

С каждой минутой на этаже становилось жарче и душнее – систему вентиляции давно отключили. Несмотря на отсутствие ветра, зелёный песок клубился всё сильнее и сильнее, со всех концов этажа к лифту шёл народ. По голубому небесному куполу во вспышках лазеров растекалась красная как смоль клякса.

В стороне от столпотворения Фокс Дзен Миракл заплатил всеми оставшимися VCза доступ к секретному подъёмнику.

3.

— Да пошли они все к чёрту! — лихо кричал в трубку юноша, пока тесная кабинка лифта спускалась в бездну. — Как они говорили? «Сохраняйте спокойствие, демонтаж идёт по плану»? Пусть теперь свой этот план в жопу себе засунут и прокрутят там хорошенько!

Накричавшись, Фокс бросил телефон на пол кабины и с удовлетворением раздавил устройство подошвой кроссовка. У парня не было плана, и он этим гордился. Теперь у него нет ни денег, ни долгов, ни друзей, ни врагов. Демонтаж погрёб это всё под массой бетонной крошки. Только грёбаный лифт и вся ночь впереди.

Он остановился спустя полчаса на этаже под номером 236. Фокс никогда там раньше не был, но наслышался о красотах сапфирового курорта. Двери раздвинулись, обнажив дикое зрелище. Демонтаж уже дошёл сюда: физика воды была отключена, и жидкость стала твёрдой и напрасной. В море застряли не успевшие пришвартоваться яхты и катера, с которых беспомощно махали руками пассажиры. На пляжах было не лучше — отдыхающие сражались насмерть друг с другом за тот же самый экстренный лифт.

Миракл усмехнулся и нажал на кнопку закрытия дверей своего, защищённого от посторонних взглядов лифта. Но тут внезапно в кабину успела запрыгнуть девушка. Она трясущимися руками направила револьвер в лицо юноши и сама нажала на стрелку вниз.

— Погоди, красотка, — посмотрел он в зеркальные линзы её очков. — Я надеюсь, ты из тех отвязанных сучек, которые хотят натрахаться перед тем, как они отключат весь комплекс к херам?
— Заткнись, кретин, — не растерялась она. — Мне нужно на 1000-й этаж. Если ты из тех идиотов, что не следят за языком, я поеду туда с твоим трупом.

Дзен цыкнул языком. Ему не везло на желающих секса сучек, только на всяких дам с револьверами, которые хотят его застрелить. Надежды, что демонтаж как-то это изменит, посыпались прахом.

— Ты же не думаешь, что, если 1000-й этаж — последний, демонтаж до туда не дойдёт? — сказал он осторожно. — Я видел мудаков в дорогих костюмах, которые распродали все свои компании за билет туда, но это тупо. Уверен, его демонтируют так же, как остальные.
— А ты сам не туда едешь на этом лифте? — девушка удивилась и сделала шаг назад, не сводя оружие с Фокса.
— Не-а, я просто хотел покататься, посмотреть, как все паникуют. Я не бегу от демонтажа, мне нравится видеть мир в огне.
— Огонь же отключили везде часа два назад.
— Я, типа, фигурально выражаюсь.

2.

Этот лифт ехал по своей особенной траектории, как, в принципе, и все лифты и переходы в комплексе. Согласно технической спецификации, он мог останавливаться на всех этажах, кроме тех, которым присвоен класс опасности «obos» и выше. Это значит, что рано или поздно он будет проезжать заветный 1000-й этаж. Девушка нервно переводила взгляд с табло, на котором менялись номера этажей, на Фокса, смирно стоявшего с поднятыми руками, и обратно.

— Как тебя зовут хоть?
— Кира. А на твоё имя мне плевать. Заткнись и держи руки, чтобы я их видела.
— Кира, а зачем тебе всё-таки на 1000-й этаж?
— Ну если ты не можешь молчать, отвечу, я там кое-что…

Дзен посреди ответа девушки нырнул ей под руку. Она без промедления выстрелила. Выстрел прошил плечо Миракла. Пуля прошла насквозь и оставила круглое отверстие в стене лифта. Послышался громкий свист разгерметизации. Но Фокс этого и добивался: его кровь теперь вышла наружу, и он мог использовать свою магию:

— «Оружие, клонирование», — произнёс он магические слова из своего арсенала, и в его руке появилась копия револьвера Киры, которую он тут же направил на неё, свободным же кулаком вдарив по кнопке экстренного торможения.

Кабина с оглушающим скрежетом затормозила, и двери раскрылись. Снаружи виднелось межэтажное пространство: зияющая пустота, в которой парили гигантские бетонные блоки.

— Выпрыгивай, — скомандовал Фокс и взвёл курок.

Кира поменялась в лице. Она улыбнулась.

— Как интересно. Магия клонирования? А ты не промах, Фоксик.

Даже её голос стал тоньше. Кира убрала револьвер и нажала на кнопку вниз.

1.

«Уважаемые жители комплекса, соблюдайте спокойствие. Не создавайте давки, экстренный лифт довезёт всех желающих до 444 этажа, где вы сможете расслабленно переждать демонтаж. Места хватит всем, всё идёт по плану. Не создавайте скоплений и не бродите по этажам в одиночестве — произошло нарушение условий содержания сущностей с этажа-тюрьмы для архонтов, соблюдайте бдительность» — в пятый раз за час прозвучало информационное сообщение через динамики лифта.

— Это всё враньё. Про 444 этаж. Это уже не в первый раз. От демонтажа нигде не спрятаться — администрация комплекса его уже не контролирует, — сказала мечтательно Кира.
— Откуда ты знаешь моё имя? — Дзен не опускал револьвер, свободной рукой пытаясь попасть медицинским спреем по пулевому отверстию на своём плече.
— Ты о чём? Ты сам представился, когда Кира только зашла. Ты такой смешной, Фоксик, — она коснулась пальчиком своей нижней губы и захихикала. У Миракла сложилось впечатление, что перед ним совсем другой человек, не та наглая нервная женщина, ворвавшаяся сюда, а скорее какое-то безобидное создание.
— Ни хера. Я никому не представляюсь. Зачем мы едем на 1000-й этаж?
— Ты хотел секса? — Кира посмотрела прямо в глаза Фокса. Её глаз не было видно через зеркальные стёкла очков, но он чувствовал на себе её взгляд каждой клеточкой тела.
— Ну...
— А Кира покажет тебе кое-что покруче, чем секс. Но нам нужно доехать до тысячного этажа. Там идеальная температура.
Спрей, наконец, попал по ране, и Миракл почувствовал лёгкое покалывание — нано-боты начали зашивать повреждённую ткань.
— Кто ты такая? Я не вижу у тебя чипа. И ведёшь себя странно. Ты больная чем-то?

Девушка вздохнула и опёрлась спиной на спинку, отстегнув пояс с оружием. Её револьвер брякнулся на пол. Она поправила рукой волосы и вздохнула ещё раз.

— Фоксик, от тебя так много вопросиков, Кира сейчас устанет и заплачет. Или не заплачет, жидкости уже отключили. Сейчас остались только твёрдые состояния, газ, сверхкритические флюиды и глазма. Надо бы успеть доехать до места, пока не отключили газы, а то ты не сможешь дышать. У тебя уже и кровь не течёт по венам, экономь кислород.

Лифт остановился, когда на табло вспыхнула надпись «1000». Двери раздвинулись, и ледяной воздух заполнил кабину лифта вместе с ослепляющим белым светом.

0.

Кира шла уверено вперёд, разбрасывая сапожками сугробы. Фокс как зачарованный шёл следом, целясь в её затылок с заколкой в форме котёнка. Он сам не мог объяснить зачем именно шёл. Наверное, потому что по жизни любил влезать в сомнительные истории, а эта чудная девушка явно была сама по себе сомнительной историей.

1000-й этаж «Лёд» — самый холодный этаж комплекса, температура достигает тут двухзначных отрицательных значений. Тут нет ничего, кроме величественных ледяных гор, укрытых плотных снегом. Есть, конечно, ещё малочисленные деревни с базами отдыха для горнолыжников, но Кира шла явно в противоположную от них сторону. Её тонкое пальто было не предназначено для таких экспедиций. Что она тут забыла? Фокс ёжился, но любопытство брало верх. Чего ему бояться-то? Её револьвер он подобрал, а если Кира начнёт колдовать — он без сомнений выстрелит. Ему уже приходилось и быть обманутым, и стрелять насмерть в людей.

Они шли долго. Около часа. Фокс любил поболтать, но тут он сам погрузился в свои мысли. Вроде того, почему он прозябает тут с какой-то сумасшедшей, а не громит какой-нибудь торговый этаж с толпой мятежников, или не наблюдает за демонтажем откуда-то с высокой точки, попивая мясную настойку. Но затем внезапно она прервала молчание.

— Почти на месте. Спасибо, что поверил Кире, Фоксик.
— Расскажешь, куда мы идём?
— Подальше от лифта, чтобы нас никто не нашёл.
— Я планирую вернуться, когда мы закончим.
— Хи-хи. В этом не будет необходимости.

Она остановилась перед входом в заснеженную пещеру.

— Наши глаза — зеркала, отражающие вселенные. Фоксик, все твои воспоминания — слепок отражения чужой вселенной. Но теперь, когда она уничтожается, нам пора создать свою. Она будет существовать долго. Очень долго. Пока всё наше тело не разложится. А на этом этаже слишком холодно, чтобы процесс разложение начался. Холод — отсутствие тепла, его невозможно отключить. Фоксик, давай сделаем это, ты идеально подходишь.

Дзен чувствовал, что его тело ему не подчиняется. Он сам не заметил, как утратил контроль над ним, но, похоже, это произошло пока они шли по этому этажу. Просто он этого тогда не осознавал. А теперь не мог даже прикрыть веки. Кира сняла очки. В белых склерах крутились два чёрных филфота. Она торжествующе произнесла:

— Теперь ты тоже Кира! ★

-1.

Выстрел рассёк две точки: головы обеих Кир. Два тела тут же плюхнулись в снег, подняв вверх сноп снежинок. Из ран не вытекала кровь. Фокс вылез из укрытия. Он не понял, что произошло, такого с ним никогда не было: чтобы его собственный клон вышел из-под контроля. Всякая подчиняющая магия не распространяется на магические создания, ведь у них нет собственного сознания. Но после того, как Кира показала клону свои глаза, Миракл утратил с ним связь, и тот начал двигаться самостоятельно и зачем-то пошёл вместе с Кирой в пещеру, о чём-то с ней тихо беседуя.

Настоящий Фокс Дзен Миракл аккуратно переступил через тела, одновременно внутренне переступив через желание убираться к херам отсюда. Не узнает, что внутри пещеры — будет всю оставшуюся жизнь жалеть. Прикрыв пальцами глаза, чтобы случайно не пересечься взглядом с одним из тел, он сделал по два контрольных в каждую из голов, чтобы наверняка и отправился вглубь пещеры. Вскоре коридор вывел его в просторное помещение.

В пещерном зале стояли толпы людей. Людей ли? Они все стояли к выходу спиной, и никого из них не волновали ни выстрелы снаружи, ни раздающиеся эхом шаги Фокса. Они все смотрели в другой конец зала. Там, обложенный десятками, нет, сотнями рефрижераторов вздымался огромный серый мозг. Он гулко пульсировал, издавая стук раз в три секунды. С каждым стуком толпа тоже немного покачивалась. На этом момент Фокс понял, что нужно валить — он свой план выполнил. Перепрыгивая через провода охлаждающих элементов, которые покрывали весь пол как лианы, он устремился к выходу.

На улице было так же светло. Тел на земле не было. На небосводе возникла красно-смольная воронка. Демонтаж уже был тут. Дзен заметил, что над пещерой из-под сугробов торчат солнечные панели. Вот как они запитали все холодильники внутри. Миракл был тем ещё засранцем, поэтому его и объявили в розыск, любил он всякие пакости. Прежде чем покинуть зловещее логово, он не удержался: вскарабкался по осыпающемуся снегу наверх, нашёл распределительный щиток, соединяющий все панели, и, как говорят в Бэнд-тауне, подшаманлабил немного.

Через полчаса внутри одной непримечательной пещеры на тысячном этаже из-за перенапряжения произошёл взрыв без огня. Об этом месте так никто и не узнает: потолок обвалился и похоронил искалеченное тело Киры.

Говорят, до конца демонтажа Фокс Дзен Миракл ещё успел неплохо повеселиться, как и многие в ту ночь. А насчёт нынешней ситуации, сказать ничего нельзя, время и пространство уже отключили. Когда и где включат, тогда и там — узнаем.