ПОСВЯЩЁННЫЙ


«Первым, что я увидел, открыв глаза, был ослепительный свет, проникающий в юрту через щели в потолке. Дом был пуст, я проспал до полудня. Вдруг занавеска, закрывающая вход, резко отдёрнулась, и за ней показался знакомый силуэт.

-Ну сколько можно спать, Шагыт?

Звонкий голос Гёзал подействовал лучше целого бурдюка холодной воды в лицо.

-Да не сплю я.

-Одевайся, ты всё пропустишь!

Девочка бесцеремонно вбежала внутрь, не обращая внимания на то, что меня прикрывала лишь небольшая меховая перина. Пока я надевал свой дэгэл[1], Гёзал с нарочитым интересом рассматривала убранство хорошо знакомой ей юрты. Завязав пояс, я повернулся к ней и жестом позвал с собой на выход.
<…>

Снаружи кипела жизнь. Весь улус[2] направлялся на восток, к Оогэн. Взяв Гёзал за руку – мало ли, потеряется ещё ненароком – я пошёл вместе с остальными людьми, ища глазами в толпе Сабу.

-Шагыт, как думаешь, твоя бабушка уже там?

-Может быть. А тебе какое дело?

-Ты чего? Ей же так повезло – застать этот день, будучи живой. Она ведь здесь уже… 91 оборот?

-92. Пойдём, мы всё равно её не пропустим.

По мере приближения к Оогэн людей становилось всё больше. Гомон толпы слился в сплошной ровный гул, будто сотни коней одновременно участвуют в скачках. На небе не было ни облака. Воздух на горизонте плыл – полуденное солнце начало раскалять степь. Я с детства слышал предания об этом дне, но никто никогда не упоминал, что будет так жарко. Кто-то в толпе присел под куст, другие обменивались между собой бурдюками с водой. Судя по запаху, кто-то пришёл навеселе. Из толпы показалось морщинистое лицо Сабы, тут же расплывшееся в улыбке.

-Өдрийн мэнд, Шагыт!

-Здравствуй, бабушка. Как ты себя чувствуешь?

Саба немного нахмурилась.

-Теле барнын - иле бар[3]. Помни о своих корнях, Шагыт, ведь покуда у тебя есть корни – есть и дом. Мира в твой дом, Гёзал.

-“Спасибо, Саба-гызыл!”, - Гёзал засияла пуще прежнего – «Скажите, а что сейчас будет?»

-Ты чего, Гёзал? Никак память с утра отшибло?

-Вы просто так интересно рассказываете, мне очень нравится слушать вас, особенно о дне Ирэх.

Ближайшие люди из толпы бросили на нас несколько удивлённых взглядов и продолжили смотреть на Оогэн и небо надо ним. Саба вздохнула и тепло улыбнулась:

-“Думаю, какое-то время у нас ещё есть… Слушай, Гёзал. Шаманы вот уже несколько сотен оборотов от отца к сыну передают эту историю. В незапамятные времена, когда Земляные Матери ещё ходили по тверди среди нас, а духов мог увидеть каждый, с небес в это самое место, где так повезло остановиться нашим предкам, спустился камень такого размера, что закрыл собой солнце, а земля под ним продавилась и заныла, как перегруженная кобыла. Днями и ночами шаманы взывали к камню, к матерям, но безуспешно – даже духам был неведом секрет камня. Но однажды часть камня отворилась, будто дверь чума, и изнутри показался человек, такой же как мы с тобой. Был он высокий, широкоплечий и темноволосый, настоящий охотник, не то, что наш Шагыт” – Саба беззлобно хихикнула – “по крайней мере так говорят. Шаманы стояли, не решаясь приблизиться к небожителю, а духи роились вокруг него, будто изучая, либо узнав своего, но казалось, он их не замечал! И вдруг он передал ближайшему шаману невесть откуда взявшуюся скрижаль и зашёл обратно в камень. Шаманы даже не успели ничего сделать, как камень затворился и начал погружаться вниз, в землю, пока не осталась торчать только верхушка, которую с тех пор называют Оогэн. Плач Земляных Матерей эхом разносился по степи, пока шаманы корпели над скрижалью, соотнося письмена на ней с ночным небом и цветками льна, поведением кузнечиков и восходами солнца – всюду находили они подобие и взаимосвязь, и было явлено им, что именно в этот день – день Ирэх – Оогэн вознесётся, показав себя солнцу, но одного никто не знает до сих пор – что случится потом. И не увидели они, как оставшиеся без почитания духи оставили нас, а Земляные Матери ушли обратно в твердь – врачевать рану, нанесённую Оогэн. А улус наш тем временем стал первым, отказавшимся от кочевания и привязавшим себя корнями к этому месту. Нам с тобой, Гёзал, выпала великая честь – увидеть Ирэх своими глазами! Об этом дне сложат предания, и ты, Гёзал, будешь рассказывать о нём вашим с Шагытом детям, чтобы они рассказали это своим.”

Гёзал резко зарделась:

-Дети? С ним? Тьфу! Но спасибо за историю, Саба-гызыл!

Я приподнял бровь и посмотрел на них, но быстро перевёл взгляд обратно на Оогэн. Булыжник высотой в нескольких рослых людей стоял недвижимо, оставаясь глухим к происходящим здесь страстям. Если история и впрямь настоящая, то народу не стоит толпиться у самого его подножья – мать-земля заберёт.

Прошёл час, а может два. Кому-то в толпе становилось нехорошо, кто-то начинал роптать, да и мне надоедало стоять на одном месте в ожидании непонятно чего.

-Слушай, Гёзал, пойдём отсюда, а?

Девочка ошарашенно вытаращилась на меня:

-Ты с ума сошёл!? Хочешь пропустить такое?

-Да с чего ты взяла, что вообще что-то будет? Ты вот духов видела? А Земляных Матерей? Ты думаешь зачем нам все эти красивые сказки рассказывают, а?

-Да как ты…

Гёзал не договорила. Твердь содрогнулась, и снизу послышался гулкий стон вперемешку с грохотом водопада или обваливающегося чума невероятных размеров. Ближайшие к Оогэн попадали на землю. Кто-то рванул в противоположную от камня сторону, другие упали на колени и принялись неистово молиться – началась давка. Поверхность вокруг булыжника раскалывалась, а сам он будто бы увеличивался в размерах. Гёзал вскрикнула, когда в неё врезался в панике убегающий мужчина. Я схватил её, не дав ей упасть на землю. С ближайших деревьев взлетели птицы, и к ужасному гулу добавился шум галдящих в небе стай. Хотелось покрепче закрыть уши, но страх за Гёзал не давал её отпустить. Земля содрогнулась ещё раз, и вдруг послышался оглушительный, похожий на звук гонга, удар. Ещё один. Ещё. В глазах потемнело.

В себя я пришёл через какое-то время. Гёзал лежала поодаль не шевелясь. Сабы нигде не было видно. Вскочив, я молниеносно добрался до Гёзал и потряс за плечи. Тихий стон дал понять, что она ещё жива. Оглянувшись вокруг, я увидел, что поле было усеяно людьми, но моё внимание приковал возвышающийся до самых небес камень, некогда бывший Оогэн.

“Так это всё – правда…” – невольно вслух сказал я и сглотнул, промочив пересохшее горло. В степи стояла оглушительная тишина – даже птицы умолкли, наблюдая за неведомым событием. Внезапно часть булыжника отсоединилась, выпустив клубы пара, и отъехала куда-то вовнутрь. В проёме, освещённым бледным, похожим лунный, светом стояли… Люди? Небожители? Духи? Не в силах трезво мыслить, я стоял и наблюдал за действом, полностью парализованный. Краем глаза я увидел, как встаёт с земли наш шаман. Полный благоговения, он протягивает руки к небожителям, и ближайших из них не реагирует, пока группа позади него что-то ищет в своих заплечных тюках. Наконец один выхватывает какую-то серую поблёскивающую на солнце палку, направляет её на шамана, и поляну озаряет яркая вспышка.

Протерев глаза, я увидел, что на месте шамана остался только витающий в воздухе пепел. Мои инстинкты подсказали, что нужно сейчас же прятаться, и я нырнул в ближайшую канаву, затаившись, наблюдая. Небожители вышли из проёма, и я смог рассмотреть их получше: все они были одеты в серые плотно прилегающие к телу кафтаны, а лица их были закрыты странными повязками. Главный из группы (так я решил по тому, как он держался) пошёл вперёд, жестом подзывая остальных, и они двинулись по поляне, перешагивая через лежавших без сознания людей. Кажется, они разговаривали между собой. Голос их звучал, как шум высокой травы при сильном ветре, но я не разбирал ни слова – они говорили не на нашем языке. Мой разум отчаянно боролся между желанием спасти себя, защитить Гёзал и узнать, что же находится внутри ожившей легенды Оогэн. Когда группа из четверых небожителей достаточно отошла от Оогэн, я решил пробраться внутрь, и пополз по канаве. Какие-никакие навыки охотника у меня всё-таки были, и потому, вероятно, они меня не заметили, и я добрался до самого входа.

Незаметно прошмыгнув внутрь, я очутился в небольшом зале, целиком выполненном в железе или бронзе, не могу сказать точно. На стенах было несколько углублений, будто бы предназначенных для дэгэлов, судя по крючкам на стенах. Четыре из них были пусты, но в оставшихся висели эти самые кафтаны – одежда небожителей. Я быстро осмотрел их, и заметив любопытную перчатку из светлого металла, украшенную какими-то, как я думал, драгоценностями, решил её украсть. Спрятав её, я стремительно убежал из Оогэн. Ну, вот, как-то так».

-Не понял. А с девочкой что произошло? А с бабушкой? История на самом интересном месте закончилась.

-А это тебе знать не обязательно. Так ты поможешь мне или нет?

Мужчина грохнул кружкой с сакэ по столку, от чего оно немного выплеснулось. Все посетители кабака обратили на наш стол внимание, отчего мужчина немного сник.

-Шагыт, слушай, я не иду в напарники к тем, кому не доверяю, а твоя история звучит как долбаный бред. Если бы не эта твоя перчатка, я бы даже слушать тебя не стал.

Взгляд мужчины скользнул по отблёскивающей в свете кабака поверхности перчатки. Я повращал выпрямленный указательный палец, и с ладони сорвались голубые искры.

-К сожалению, всё это – чистая правда. Думаю, моя Гёзал до сих пор у них, а что стало с Сабой – даже знать не хочу, не один месяц уже прошёл. Я еле сбежал оттуда, и в одиночку возвращаться не собираюсь. Говорят, небожители отстроили вокруг Оогэн какое-то поселение…

Мужчина задумчиво посмотрел на ножны своей катаны. Я невольно задержался взглядом на красующемся на его лице шраме. Кажется, он уже не слушал меня, а вёл какой-то свой, одному ему известный внутренний диалог. Наконец, он сказал:

-Вдвоём у нас тоже вряд ли что-то получится. Нам нужно отправиться в Дюссельдорф, я знаю кое-кого, готового нам помочь.

-Ничего себе, откуда такая резкая перемена настроения?

-Да вот знаешь, как бы мне не хотелось тебе верить, эта информация соединяет вместе некоторые слухи, которые тут ходят. Мол, повозки там по воздуху летают, и караваны, оказавшиеся там, больше никто не видел. Я был уверен, что это всё пьяный трёп, пока не встретил тебя. На пьяницу ты не похож, а для сумасшедшего у тебя слишком складная история. Встретимся здесь на рассвете.

Мужчина оставил на столе несколько монет и ушёл. Я сгрёб их в кучу, отдал хозяину и направился наверх к комнатам для ночлега. Разбереженные воспоминания скребли душу. Всё-таки потерять весь свой улус, всех родных и близких в один день – слишком тяжёлая ноша для одного человека. Вряд-ли Гёзал ещё жива, не говоря уж о Сабе. Воодушевлённый согласием самурая, я скинул тюк с вещами в угол и сел на кровать. Луна ярко светила в окно, освещая ребристые крыши города, как там его… Дрезден? Сделав пасс рукой в перчатке, я закрыл дверь ключом, торчащим в замке, вынул ключ и подтянул к себе.

Какой бы магией не владели небожители, на моей стороне правда. Убивающие других без причины должны быть стёрты с лица матери-земли. Размышления о мести согревали меня, а волшебная перчатка приятно холодила руку. Я сжал ладонь в перчатке и с силой ударил ей о вторую руку, отчего из перчатки посыпались огненные искры.

-То ли ещё будет…

[1] Традиционная одежда монгольских и тюркских народов, напоминающая халат. Делается из хлопка, шёлка или парчи.

[2] Оседлое поселение монгольских кочевников

[3](монг.) «У кого есть язык – есть страна»