Портрет госпожи Лизы.

Театрик, для которого Костя малевал декорации, приказал долго жить. Зарплату и без того задерживали вот уже несколько месяцев, выдавая лишь какие-то крохи «авансов», так что на вопрос об окончательном расчёте только развели руками и предложили обращаться в суд. Ты конечно выиграешь, — сказали ему, — вот только денег всё равно не получишь, потому что их нет.

Любимая девушка, когда Костя позвонил ей, чтобы поделиться своей печалью, оказалась уже не любимой. Она была, в общем-то, хорошей девушкой, она даже попыталась его приободрить, пообещав, что, дескать, с таким талантом, как у него, он обязательно найдёт отличную работу, а то и вовсе однажды прославится. А потом попросила ей пока что не звонить, потому что сейчас ей нужно сосредоточиться на аспирантуре, так что вообще не до этого. После ей тоже лучше не звонить, и вообще, он бы сам давно всё понял, если бы дружил с головой.

Обалдевший от таких жизненных пертурбаций, Константин вздумал, было, по примеру всех гениев напиться абсента и помереть в канаве, да только денег на абсент было жалко. Так что пришлось жить дальше и искать новую работу. Сайты с вакансиями показали ему странную картину: почему-то выходило, что хорошие должности с большими зарплатами, предназначались исключительно людям не его профессии. У художников же было в основном два пути: либо множество интересных заказов на сайтах фриланса, либо место кассира в «Пятёрочке». И стезя кассира по здравому размышлению казалась куда привлекательнее. Костя почти смирился с ней, когда ему вдруг позвонили и предложили заказ.

Встретиться и обговорить детали решили прямо в квартире у Кости. Заказчиком оказался невысокий полноватый мужчина с длинной бородой и пронзительными тёмными глазами. Лысеющую макушку клиента обрамляли длинные чёрные кучерявые волосы, в которых блестели капли растаявших снежинок. Под мышкой он держал большой плоский свёрток.

— Майкл, — заказчик протянул пухлую ладонь для рукопожатия, — мне порекомендовала вас ваша бывшая тичер. Сказала, вы были лучшим в классе живописи!
Мужчина говорил без акцента, но что-то в его произношении и манере речи выдавало иностранца. Костя пожал протянутую руку и пригласил гостя на кухню.

— Мне нужна картина, Константин, — начал Майкл, насыпая тем временем сахар в кружку с чаем, — Но не простая, ноу! Я хочу точную копию Джоконды, окей?

— Подделку? — нахмурился Костя.

— Ноу! Копию! Я не собираюсь выдавать её за ориджинал, не нужно её старить, делать все вот эти трещинки…

— Кракелюры, — уточнил Костя, — Они называются кракелюры.

— Никаких кракелюров! Но в остальном копия должна быть точной. Я желаю видеть её такой, какой видел её сам Леонардо сразу после завершения.

— Она будет сильно отличаться от нынешнего состояния. Понимаете, за пятьсот лет картина потемнела и выцвела, Леонардо экспериментировал с красками и не учитывал, что с ними станет спустя время…

— Ю ноу! Именно это я имею в виду. Пусть она будет абсолютли как новая, но при этом точной копией, совсем как у Леонардо, вы андестенд ми, Константин?

— Это будет непросто. Всё-таки да Винчи был гением, величайшим из всех. И он писал её несколько лет…

— Один год! Вы должны написать её за год. Что же насчёт оплаты, — Майкл вынул смартфон и завозил по экрану большим пальцем, — Думаю, она вас удовлетворит.

Костин телефон пиликнул, и на экране высветилось уведомление о сумме, поступившей на его карточку. Весьма внушительной сумме.

— Я буду переводить вам столько каждый месяц, пока вы работаете над картиной, а через год я хочу увидеть её законченной, окей?

— Майкл, вы что, демон? — осипшим от волнения голосом спросил Костя, — Вы пришли, чтобы искушать меня?

— Ноу! Константин, ноу! Совсем наоборот, я не демон, я ваш добрый энжел!

— Вы не похожи на энжела… ну…

— Ха-ха! Но я энжел! Итс рил! — Майкл хохотал так, что в его глазах заблестели слёзы, — Не переживайте, Константин, это справедливая плата за такую работу, и вы — абсолютли тот самый человек, который сможет её сделать. Поверьте, я наводил справки, я знаю про вас всё.
Была ни была! Костя хотел этот заказ. Дело было даже не в деньгах (хотя и в них тоже), а в самой работе: повторить картину великого Леонардо, досконально изучить и освоить все его приёмы — то, о чём он мечтал, поступая на классическую живопись, и то, что в силу вечной нехватки времени и денег так и не смог воплотить. Он согласился.

— Тогда оставляю это вам, Константин! — Майкл разорвал бумагу на свёртке, — Это тополь, если я не ошибаюсь, доска 76,8 на 53 сантиметра. Я хочу, чтобы вы работали на ней.

Едва за Майклом закрылась дверь, как Костя кинулся к книжной полке, вытащил альбом и отыскал в нём репродукцию Джоконды. Качество так себе, пусть и лучше, чем в интернете. Надо будет взять в библиотеке каталог Лувра, а лучше — заказать свой, теперь он может это себе позволить!
Пока же… Он схватил пачку бумаги и принялся делать наброски, за которыми засиделся до глубокой ночи, пока не устал настолько, что сил хватило только дойти до кровати.

Следующие недели Костя посвятил подготовке: он шкурил, грунтовал и сушил доску, размечал её, делал эскизы, перечитал всю литературу о технике Леонардо, которую только смог достать в библиотеке. Ему не терпелось взяться за краски, но он себя сдерживал: доска без правильно обработки грозила покоробиться, да и грунт надо было накладывать как следует, в несколько слоёв. Да Винчи не спешил, когда создавал Джоконду, вот и ему не следует.
Как-то раз, найдя у себя в кармане куртки полупустую пачку сигарет, Костя вспомнил, что уже давно не курил. Получается, он бросил, хотя и сам не заметил как. Удивлённо повертев пачку в руках, он выкинул её в мусорку. А заодно с удивлением осознал, что после визита Майкла ни разу не заходил в свою любимую ММО. Он и компьютер-то теперь включал лишь для того, чтобы читать там статьи о Джоконде. Впрочем, теперь ему это было ни к чему: те книги, которые он заказал, уже доставили, а с тех, что нельзя было купить, он сделал распечатки в библиотеке. Так что, когда понадобилось освободить комнату от лишней мебели, чтобы поставить мольберт, компьютер отправился куда-то в чулан.

Спустя месяц телефон сообщил об очередном переводе от Майкла. Костя отметил это про себя, но даже не стал проверять счёт. Доска была подготовлена, и он вовсю занимался эскизом, намечая свинцовым карандашом контуры будущей картины. Теперь телефон отвлекал его всё реже: когда звонили родные и друзья, Костя говорил им, что очень занят заказом. Даже маму удалось убедить в том, что у него всё в порядке, и лишь из-за того, что погружён в работу, он не навещает её так часто, как прежде. В конце концов звонки стали приходить лишь от спамеров, и Костя перестал ставить телефон на зарядку.

К весне он закончил подмалёвок и решил приступить к пейзажу. Важность пейзажа, на фоне которого изображена Мона Лиза признают все искусствоведы, именно он делает портрет таким органичным и при этом создаёт иллюзию нереальности мира, в котором она находится. Работа над пейзажем должна была стать его первым серьёзным испытанием как художника. Очертания гор, реки и вьющейся вдалеке дороги были давно изучены, но вот утерянный цвет Костя никак не мог ухватить. Наконец он решил распахнуть окно и подтащить к нему мольберт. Жилище Кости находилось на верхнем этаже, улица шла вниз под уклон, и высоких домов напротив не было, так что вдали хорошо просматривались изумрудно зелёные горы. Разумеется, не такие, как на картине, но с живым примером перед глазами работать стало легче.

Точно так же он поступил и когда пришло время писать саму Джоконду: попросил попозировать для него знакомую девушку. Он познакомился с ней в магазине тканей когда заказывал льняные холсты для картин. Девушку звали Лиза, в точности как Джоконду, и хоть они были не очень-то похожи друг на друга, Костю это не смущало: модель ему была нужна лишь для того, чтобы правильно передать цвет и текстуру кожи, волос и ткани.
Лиза сама загорелась этой идеей, и пока Костя расставлял по комнате белые панели, которые бы мягко отражали на модель падающий из окна свет, она чертила в своём блокноте выкройку для костюма. Спустя неделю, Лиза принесла платье из зелёного шифона с жёлто-красными рукавами. Платье имело столько мелких складок, что Костя, усадив Лизу в кресло, ещё чуть ли не полчаса вынужден был раскладывать и расправлять эти складки, чтобы они выглядели естественно. Зато когда дело было сделано, и художник накинул на Лизины волосы тонкую вуаль, он получил идеальную модель для своей работы.
Теперь Костя целиком погрузился в живопись, воплощая те приёмы, которые так старательно изучал по книгам о Леонардо. Он должен был добиться необычайно мягкой манеры письма, лёгкой, как будто тончайшая дымка отделяла его от человека на картине. И при этом каждая деталь нуждалась в точнейшей прорисовке. Лиза обычно о чём-нибудь болтала, пока он, уткнувшись в картину, наносил еле заметные мазки. Но стоило Косте выпрямиться, и посмотреть на неё, тут же замирала с лёгкой улыбкой, позволяя хорошо рассмотреть себя.

К сожалению, Лиза не могла позировать каждый день, потому что стояла за прилавком в своём магазине. Это время Костя посвящал работе над мелочами. Желая достичь такого же мягкого сфумато, как у Леонардо, он прибегал к тончайшей лессировке, нанося множество еле видимых слоёв краски друг за другом. Это само по себе отнимало немало времени, к тому же краске требовалось сохнуть. И как бы ни хотел Костя с головой уйти в живопись, делать перерывы всё равно приходилось.

Обычно он пешком прогуливался до площади, где стоял собор, или до набережной, или до Старого моста, перейдя который мимо галереи доходил до моста Святой Троицы. Где-то по пути он обычно обедал в одной из многочисленных остерий. Он находил удовольствие даже в таком одиноком времяпрепровождении. В целом, его образ жизни стал куда более размеренным и спокойным. Хотя, сказать по правде, он был бы не прочь однажды прогуляться и с Лизой.
Несколько раз, когда из-за занятости модели, ему приходилось останавливать работу над картиной, Костя навещал родителей. Их вилла находилась в предместьях, далеко от городского центра, поэтому он нанимал извозчика. Путь в карете занимал больше часа и стоил немало. Впрочем, те деньги, которые платил Майкл, покрывали все расходы. Мешочек с монетами исправно доставляли ему каждый месяц, и этих денег было более чем достаточно для его скромных запросов.

Так пролетел год, и настал последний день отведённого Косте времени. Майкл загодя отправил посыльного с извещением о своём визите, и в условленный час вбежал по лестнице в мастерскую. Отдуваясь, он сорвал с головы бархатный берет и отёр со лба капли пота. А потом увидел картину.

— Мадре дольче! — Майкл ворвался в комнату и встал напротив мольберта, — Это она! Она, как есть! В точности как видел её Леонардо! Ты гранде артисто, Константин, грандиссимо!

— Это всего лишь копия, — Костя был смущён этой восторженной похвалой.

— И что? — Майклу даже отвернулся от пленившей его картины, чтобы продемонстрировать Косте свои выпученные от изумления глаза, — Нель номе ди Дио, что такого есть в оригинале, что делало бы его лучше этой есселенте копии?

— Ну как что? Оригинал настоящий… — Костя был так шокирован этим вопросом, что даже не сразу нашёлся, что ответить, — У оригинала есть провенанс, ну, история то есть…

— Это всего лишь ничего не значащие слова, Константин, меньше, чем призраки. Красота — вот что имеет значение! — Майкл вновь повернулся к Джоконде и благоговейно протянул к ней руки, — Красота спасает мир! Красота делает мир лучше, неужели ты не чувствуешь этого?
Костя подошёл к окну и выглянул наружу: узкая кривая улочка, на которой он жил, круто спускалась к реке, за которой раскинулся центр города. Над его красными черепичными крышами и свечками кипарисов возвышались изящные башни Старого дворца и палаццо Барджелло, а также монументальный купол собора Святой Марии. А за ними в мягкой дымке сфумато растворялась цепь зелёных гор. Воздух заполнял лёгкий аромат свежего хлеба и апельсинов. В лазоревом небе проносились ласточки, а на набережной Арно кто-то играл на мандолине. Мог ли этот мир быть ещё лучше?

— Чем собираешься заняться теперь, Константин? — вопрос Майкла прервал его затянувшиеся размышления, — Как насчёт того, чтобы продолжить писать, но уже свои собственные картины?

— Хотелось бы, да только…

— Но-но, остановись! Только не надо снова рассказывать, что ты не настолько гранде, как да Винчи! Константин, искусство — это ремесло, и ты владеешь его секретами не хуже любого из великих мастеров, иначе не смог бы написать эту картину! Впрочем, я вижу, ты уже решил.

— Вы и правда всё обо мне знаете.

— Как и полагается твоему доброму анжело! — Майкл засмеялся, — Вот и отлично! Тогда мне пора, но обещаю, я ещё буду навещать тебя!
Он направился к выходу из мастерской, на ходу расправляя на голове свой роскошный берет.

— Постойте, Майкл! А картина?

— Она твоя, Константин! Мой тебе подарок, можешь распорядиться ей как душе угодно! Чи ведиамо!

Майкл ушёл, и Костя остался один, взбудораженный и растерянный. Необходимо было занять себя какой-нибудь работой, чтобы привести мысли в порядок. Он подвинул ящик с красками к мольберту, на котором стояла его Джоконда, и взял свинцовый карандаш, чтобы сделать набросок…

В упоении он проработал весь день, и к вечеру на коленях госпожи Лизы появился маленький — размером с кошку — единорожек. Девушка гладила его, утопая пальцами в курчавой шёрстке, единорожек же, задрав мордочку, смотрел на свою хозяйку влажным чёрным глазом.

— Будет ли этот мир лучше? — с улыбкой спросил сам у себя Костя, откладывая кисть.