Antberg

Корабль был в форме бумеранга, и в вертикальном положении бороздил встреченную им очередную песчанную бурю. Иначе было нельзя, - в обычном положении его бы закрутило как волчок, и потому солдаты, набившиеся туда как селёдка в банку, вынуждены были как обезьяны держаться за почучни мёртвой хваткой, периодически то ложась, то повисая на них в ходе того как корабль выполнял виражи. Было жутко, душно и темно, успокаивало разве что то, что где-то рядом летели такие-же корабли. Десятки, может сотни... Они вывозили солдат и беженцев из поверженного Имерхальда.
Като больше всех сейчас был похож на обезьяну. Грязные длиннющие волосы сделались гривой, из гущи которой торчало вытянувшееся чумазое лицо с двумя звериными, нечеловечески сосредоточенными глазами, а скрюченная поза, руки и ноги вцепившиеся в поручни – совсем уж усиливали это ощущение, хоть в темноте никто особо и не приглядывался ко всему этому. Да и сам он невидел ничего вокруг – мысли его снова и снова возвращались к давним событиям его совершенно дикой жизни. Он то и дело вспоминал, то и дело спрашивал себя чём-то, но не спеша давать ответ, вновь уносился в мглу воспоминаний.
Его отец был кукольником, создававшим простых роботов в форме кукол, зачатки сознания которых правда были не так уж и примитивны – истинным мастерством творца всегда было нетолько создать красивую куклу, но и создать для неё подходящее сознание, работа над которым было неменее тонкой, практически ювелирной частью всего процесса.
Страна где он поселился, была свободной и гостеприимной, где никто не спрашивал откуда он явился, и почему такая необычайная сила исходит от него... Но однажды туда пришли миротворцы. Воспользовавшись местным межэтническим конфликтом как поводом для вмешательства, они поставили страну под свой жёсткий контроль, расправившись со всеми, кто мог им противостоять. Президент и правящая партия тоже были уничтожены. На их место пришёл сам Эразан Махмуд – глава миротворцев, решивший сделать покорённую им страну одним из своих главных оплотов.
Так кукольный мастер снова потерял всё – его лавку закрыли, а самого его сослали в одну из тюрем, узнав что он сделал куклы, пародирующие Эразана и его приспешников...
Так Като впервые потерял отца, а вскоре и дом – вместе с другими детьми, миротворцы увезли его далеко в пустыню, где в широко раскинувшейся сети лагерей, из людей с самого раннего возраста выстрагивали заготовки, которые становились коренными миротворцами самого разного калибра.
Сейчас он снова жалел, что этот период жизни помнил он куда отчётливее того что было ранее... Но ничего поделать был нельзя.
День когда прогремело известие о расколе среди миротворцев, помнился ярче других – тогда все поняли, что их ждёт участь пушечного мяса, которое генералы бросят против своих бывших соратников, и произойдёт это не когданибудь, а немедленно. Грязный, с взерошенными волосами и в напрочь промокшей униформе, он бежал сквозь хаос мечущейся толпы, и наконец ворвался в огромный барак. Там было тихо, но он чуял – множество невольных обитателей лагеря укрылись то тут то там, и со страхом ждут, что-же будет дальше. Никто не доверял Като, он был одним из тех, кто обладал странным свойством неуловимого сходства с демонами и зверьми, но в то-же время было ясно, что он никогда не выдал-бы их всех офицерам. Так что никто не высунулся, когда зайдя в небольшую кабинку, он вытащил прятавшуюся внутри девушку, и потащил её куда-то наверх. Это была Меле, её он знал ещё со времён учёбы в медресе, где она была лучшей ученицей, любимицей самого Равхи – местного святого. Он никогда не сумел-бы признаться ей в любви... Не сумел и сейчас, когда судьба вот-вот окончательно должна была оторвать его от неё. Он кричал, умолял её отдаться ему в эти, быть может последние минуты их жизни, признался, что именно он играл по ночам на самодельной флейте под окном комнаты где она жила, но всё это было бесполезно – несмотря на то, что она хорошо знала его, даже сама мысль об этом была недопустима.
Брат Меле – Кемаль, вскоре ворвался в комнату, где они находились, и где Като только что взял её силой. Он хорошо запомнил автомат в рпуках Кемаля, его гневный, полный решимости убить, взгляд... И следующее мгновение – выстрелы. В тот момент звериное начало окончательно вытеснило в Като всё человеческое, и он нисколько не удивился себе, инстинктивно выставив Меле вперёд. Пули только оцарапали его, пройдя через её тело... Но в следующее-же мгновение он осознал – и взвыл. Его вопль был воплем отчаяния и боли, настолько громким, что проходил через души, и даже бегущих там, на улице, заставлял в исступлении остановитсья.
Кемаль тогда не убил его. Может быть потому, что тот был почти его другом, а может от того, что кинувшись к убитой им сестре, просто забыл об окружающей его реальности... Так или иначе, вскоре оба, вместе отправились в столицу своей захваченной страны, управляя боевыми аппаратами класса «китобой». Таких было несколько десятков в лагере – то была техника элитного класса, только благодаря суматохе оказавшейся доступной горстке бунтарей.
В тот-же день они атаковали столицу и убили Эразана Махмуда. Перед смертью тот долго наблюдал из окна своего дворца, как на площади перед ним в яростном поединке бились двое его элитных красных «скарабея», с многочисленными атакующими их китобоями, почти все из которых там-же и погибли. Только Като, и ещё нексколько – остались. Он нашёл и освободил отца, который к тому времени успел стать одним из народных кумиров, символов сопротивления, и... Одним из тех, кто хорошо знал Махби.



Наконец бумерангоподобный корабль остановился. Открылась дверь – и десятки солдат радостно попадали в песок, который после столь неворобразимо изнурительной поездки, был настоящей отрадой. Като тоже очнулся в песке, и отплевав изрядную долю оного, принялся выяснять, куда-же их всех приволокли. Оказалось, всё именно так как он и хотел – перед ним Центрифор – одна из крупнейших баз миротворцев, где с минуты на минуту должно было состояться совещание всех оставшихся военачальников, с целью решить – что-же делать теперь, после падения Имерхальда и гибели Германа.

-Впустите меня! Я... Я Като – сын Князя Германа!.. Вы поняли, чёрт подери?!... Проверяйте, проверяйте если нужно – это я, именно я! – негодовал Като перед невпускавшей его охраной.
-Эй, нука пропустите его. Это Като, я его знаю – послышаля вдруг чей-то почти старческий голос. Повернув голову, Като увидел генерала Рамона – весь в орденах, с седой бородой и усами, хоть и по прежнему сильный и мужественный, это был один из самых прославленных военачальников миротворцев. И один из немногих, кто лично знал Като.
-Спасибо... – проговорил тот, испытывая впрочем некоторую неловкость, от слегка пренебрежительного, хотя и отеческого отношения к нему со стороны Рамона.

Собрание вскоре началось, хотя прибыли ещё далеко не все, и небольшом мрачном помешении, за круглым столом виднелось немало пустых кресел. Речь начал Рамон – всё также по отечески обратившись с речью ко своим соратникам, он огласил список основных проблем. Тут-же в спор вступили другие генералы, коих было пятеро, и самым напористым из них казался Диккинс – в чёрном косюме, и со шрамом через всё лицо, он смахивал на разбойника, и толкаемые им речи были такого-же характера – не требующие возражений призывы добить Алых, пока те, воспользовавшись падением Имерхальда, сами не атаковали их... Като всё это время молчал, чувствуя себя чужим здесь. Он и до этого понимал, что ему нелегко будет добиться какого-либо влияния среди этих людей, но память о том, чьим сыном он являлся, придавала ему недюжинных сил. Сейчас, вслушиваясь в этот разговор, он видел как Диккинс тянул все оставшиеся силы на новые и новые разрушения, а остальные лишь изредка пытаясь возражать, неохотно соглашаются с ним.
-Не мы их – так они нас! Это как на охоте. Я-то знаю о чём говорю, эти святоши, они твари ох какие коварные, скажу я вам!... – всё не унимался Диккинс.
Като всё больше и больше ненравилось происходящее. Как ни странно – но война сейчас казалась ему чем-то недопустимым, из-за чего всё созданное его отцом бесславн рухнгет, растворится где-то в песке...
-Так, нука стойте!- прокричал вдруг Като, стремительно вскочив прямо на стол. Безумством был полон этот поступок даже для него, но только не сейчас... Сейчас он словно почувствовал себя героем, полным мужества и красноречия.
-Вы... Вы хотите разрушать!?... Но мы сами разрушены сейчас – да, у нас есть крепости, у нас есть войска, но всё это мы потеряем, когда ввяжемся в большую войну!... Постепенно мы перессоримся друг с другом – ведь у каждого из нас свои планы на власть, свои амбиции и так далее! Все хотят... Хотят всего! Вы что, непонимаете этого?... Это окончательно подорвет...
Тут Като несмог договорить – шквал возмущения, среди которого особенно выделялась скупая но жёсткая брань Диккинса, пресёк его, хотя и ненадолго – снова вступился Рамон:
-Пускай парень договорит. Как никак это сын Германа... Като, так что ты хотел нам сказать?
-Я... Я хочу сказать... Нам нужен вождь. Который обьеденит нас всех. Как мой отец когда-то!
-Уж не ты-ли? – ухмыльнулся Диккинс.
-Я. – ответил Като, даже не повернувшись к нему.
-Пафосные речи стоя на столе, давно вышли из моды, юноша. Вы должны помнить, что вы просто сын... – начал было говорить один из генералов, как Като выругавшись вдруг не пнул одну из стоявших на столе бутылок.
-Я имею право. Я живой символ. Мне будут поклоняться. А вам... Если хотите – предоставлю любые привелегии. Главное сейчас, восстановить...
Неуспел Като договорить, как что-то жгучее схватило его за лодыжку, и потянуло назад. Рухнув на стол, он забился в конвульсиях – то был кнут Диккинса, и кнут тот был под током.
-Да будет с него, Диккинс! Прекратите мучать парня – сказал наконец Рамон
Диккинс отпустил кнут, и Като остался лежать на столе, пока приподнявшись, не исторг из себя лужу рвотной массы. Окружающие поморщились.
-Извини Рамон. Надо было раньше... – сказал Диккинс.
-Ничего. Только заберите... Заберите его.
-Само собой. Мы с ребятами пожалуй найдём способ его успокоить.
Эти слова были последним, что услышал Като – в следующий момент его скрутило опять в рвотном порыве, толкьо на этот раз извергать уже было нечего, и в мучительной боли, вспыхнвшей в горле, Като потерял сознание.


Он очнулся только после третьей канистры холодной воды, вылитой на лицо. Бешено вращая головой, он понял что это уже не комната заседаний, а какой-то тёмный ангар, где-то в конце которого были видны открытые ворота, с видневшеёся за ними залитой солнцем пустыней.
Рядом сояли Диккинс и трое мордоворотов, с как-будто-бы вытесанными из камня лицами... «полу-големы» - пронеслась в голове догадка.
-Закуришь? – предложил Диккинс, вынимая сигару.
-Не... Исключено... – ответил Като, уже было собравшись добавить чтонибудб вроде «я не ем из рук врага», но поняв что ситуация не самая подходящая для дальнейших выступлений, решил промолчать, безмолвно поднявшись с пола.
-Правильно. – Диккинс закурил сам, и спустя некоторое время продолжил – с такой работой как у тебя, здоровье нужно крепкое.
-Что вы имеете ввиду?...
-Сам понимаешь. Ты парень горячий, слыхал, ты был лучшим пилотом... Так будешь теперь им и дальше.
-Я на вас работать небуду.
-Ха! Почему-же?
-Как почему?... Я сын князя, вы что непонимаете?!... Вы спросите, спросите миротворцев – они наверняка все про меня знают, что я... что я один из лучших, и просто создан чтобы управлять...
-Да никому нет дела. – сухо отрезал Диккинс. – кто тебя знает? Романтики?... Пилоты-асы, может быть?... Да иллюзии это всё, никому ты ненужен, а я – предлагаю тебе реальные перспективы.
Като выпрямился во весь рост, и пристально посмотрел на Диккинса. Его глаз в темноте небыло видно, но Като казалось что он смотрит прямо в них. Ощущение монументальной силы, точно перешедшей к нему от отца, сейчас полностью охватило его.
-Я с вами ещё разберусь. А сейчас – прощайте. – сказал Като, и спокойно пройдя мимо Диккинса, побрёл к выходу.
-В тебе есть задатки силы. От отца перешло кое-что, но глупость – вот она то всё портит.
-Посмотрим, Диккинс... Вот сколочу свою армию... И тогда и посмотрим...
-Это врят-ли. – ответил Диккинс, и хоть Като не собирался долее возражать, добавил – ведь я тебя никуда не отпускал.
Като замер. Идти дальше было опасно... Бежать – позорно, хоть выход и был в пяти шагах... Но и ответить казалось было нечего.
-Я сын князя Германа – величайшего вождя миротворцев... Надежда всего цивилизованного мира!... Ни ты, ни кто-либо другой неможет мне ничего указывать. – отчеканил Като, оставшись впрочем стоять на месте. Но реакция Диккина оказалась совершенно неожиданной.
-Опустите его. – сухо бросил тот, и зашагал куда-то прочь.
Едва только Като обернулся, как удар под дых от одного из громил-големов, согнул его пополам. Другой подошёл сзади и схватил его за волосы... С ужасом Като понял – будут насиловать, и сопротивление оказать врят-ли удастся. Неотвратимо перед глазами возникла Меле – она сквозь бездну смеялась над ним, так беспощадно обесчестившим и погубившим её когда-то.
-Ах-ты... Сука... – проговорил он, и сжав зубы, что есть мочи рванулся.
Диккинс удивлённо обернулся, и опешил, увидев неподвижную немую сцену – двое големов замерли неподвижно, а у третьего Като прямо перед промежностью держал сияющий электро-нож.
-Только дёрнется – сразу всажу! Сразу!... Пусть только дёрнется! – вопил Като.
Неожиданно композиция пришла в движения – все, включая «заложника», замахнулись на него своими кулачищами, и не успели удары достигнуть цели, как нож Като сделал своё дело. Голем с жутким утробным рёвом рухнул на пол. Часть лица и грудной клетки тут-же отслоилась, обнажив мерзкую органическую пену, в которой копошились какие-то пиявкоподобные существа... Като-же откатился к стене, и выставив перед собой всё тот-же нож, прололжал кричать на приближающихся к нему оставшихся двух големов.
-Нука-нука – ухмыльнлся Диккинс, и опёршись на перила принялся наблюдать...