Тема: Фестиваль Дэвида. Рассказы.

Что ж, в этом году участников собралось не так много, как в прошлом. И реал одолевает, и лень. Однако ж, собрались. Написали рассказы. Спасибо всем, кто откликнулся! Самое время собраться, да пофантазировать, чем бы дело могло кончиться, если бы...если бы...
Начал немного, но вплоть до следующей субботы, 27 августа, вы ещё можете прислать свои рассказы. Но, дабы не затягивать конкурс выкладываю первые пришедшие работы.

Обсуждаем в этой теме:
Фестиваль Масок 5. Обсуждение.

Мир, принявший меня в объятия, в этот раз оказался суетливым, шумным и пестрым. С первого же шага я оказался в толпе, но никто не обратил на меня внимания. Люди толкали, обдавали запахом пота и прокисшего хлеба, галдели прямо в уши и суетились, суетились, суетились.
С трудом мне удалось вырваться из толпы и свернуть в узенький проулочек между каменными домами. Здесь пахло сыростью и мочой, а над головой скрипела проржавевшими петлями деревянная вывеска. В сравнении с оглушающим гулом толпы этот скрип показался мне приятным.
После хрустального звона Звездного Пути очередной мир всегда некоторое время кажется глуховато-шумным. Я уже почти привык к этому, а вот привыкнуть к разнообразию запахов всегда оказывается несколько труднее. Особенно, оказываюсь в густонаселенном месте. И, к большому сожалению, далеко не всегда это приятные ароматы. Порой люди удивительно нечистоплотны. Грязь и мешанина запахов сопровождают любое человеческое поселение.

Спойлер Читать дальше:

Я отдышался в своем проулке и внимательно оглядел кладку. Грубая и крепкая стена была сложена, что называется, на века. Вывеска эта деревянная. Узкие улочки. Вонючая толпа. Это явно не самый развитый мир, из тех, в которых я побывал. Впрочем, уровень здешней цивилизации не так уж и низок, приходилось бывать в местах куда более примитивных.
Перво-наперво надо узнать, на каком языке говорят местные жители. Если не встречу в ближайшее время своего двойника, то придётся учить язык более тривиальным способом. Не впервой, к тому же в этом смысле природа меня одарила щедро – я легко усваиваю языки, а уж теперь, когда знаю их столько, выучить новый на элементарном уровне не сложно. Во всяком случае, попросить еду, кров и несложную работу можно и знаками.
Рядом с моим сапогом прошмыгнула крупная и очень наглая крыса. Пора уходить отсюда. Однако то ли я свернул не в ту сторону, то ли поздний час способствовал возвращению домой, но людей я практически не видел. Улочки стали узкими и кривыми, и всё чаще встречались настороженные коты и всклоченные дворняги. Нарваться на стаю собак не хотелось бы. Насколько опасны могут быть эти твари, я хорошо знаю по собственному опыту.
Внезапно я услышал слаженный звук нескольких пар человеческих ног. На марш стражи это похоже не было, но я всё же решил пойти навстречу. Близилась ночь, а я ещё не нашёл приюта. Делить какой-нибудь укромный уголок с местными бродягами может оказаться не менее опасно. Чем встреча со сворой бродячих собак.
Свернув за угол, я столкнулся нос к носу с носильщиками. Двое крепких парней в добротной, но скромной одежде держали крытые носилки, наподобие тех, в которых перемещались в средневековье знатные дамы по европейским городам. Вот только, что могла делать знатная дама в столь сомнительном квартале, да ещё и без охраны?
- С дороги! – рявкнул парень, на которого я наскочил.
Этот язык я худо-бедно понимал, извинившись, я уступил носилкам дорогу, но к моему удивлению молодой мужской голос приказал остановить носилки, а затем обратился ко мне.
- Вы ведь путешественник? Я слышу непривычный акцент.
- Вы правы, я путешественник, - поскольку занавеска на окошке не отдёрнулась, я не знал, как обращаться к незнакомцу. В некоторых мирах обращаться к знатным и богатым следовало по-разному, и путаница в этом вопросе могла обойтись весьма дорого.
- Издалека, господин путешественник? – Я сделал вывод, что человек в носилках весьма образован и, скорее всего, знатен. Очень уж вежливо он говорил. Однако тот факт, что он до сих пор не представился, ставил эту версию под сомнение и несколько настораживал.
- Весьма, господин.
- Если вы ещё не нашли приют, я приглашаю вас присоединиться ко мне. Мне интересны дальние страны, за ужином я бы с удовольствием послушал ваши рассказы.
Я принял приглашение незнакомца, поскольку во многих странах со слабо развитым транспортом для дальних путешествий было принято предлагать ночлег взамен рассказов о путешествиях. Поэтому я послушно пошёл вслед за носилками.
Так мы и вышли на широкую улицу, где стоял дорогой экипаж с гербом на дверцах. Приглядевшись, я заметил такой же герб и на дверцах носилок, просто в узком и тёмном проулке разглядеть его было не просто. Увидев кучера, я понял, что одежда носильщиков – это форма. Что ж. теперь понятно, почему таинственный незнакомец не представился. Цвета формы людей и герб сделали это за него. Другой вопрос, что мне они не говорили ничего.
Носильщики поставили свою ношу, потом тот, что нёс передние лаги открыл дверцу и подал руку хозяину. Странно, я был уверен, что говорил молодой мужчина. Зачем же такие церемонии? Возможно, он болен или ранен?
Первое, что заметил, когда незнакомец вышел из носилок – чёрную повязку на глазах. Теперь понятно, почему в столь цветущем возрасте он вынужден передвигаться таким способом, а не на своих двоих. Мужчина был строен и подтянут, среднего роста и одет строго, но со вкусом. Простой тёмный камзол без вышивки и украшений, шарф без кружев, но безупречно белый, узкие брюки и туфли с пряжкой на небольшом каблуке. В руке мужчина сжимал трость тёмного дерева с круглым серебряным набалдашником. Слуга за руку провёл господина к карете и помог подняться. Двигался мужчина хоть и слегка неуверенно, но вполне бодро. Устроившись внутри, он пригласил меня в экипаж. Поблагодарив, я занял место напротив него. Господин ткнул тростью в потолок, и карета мягко тронулась. Обитые железом колеса застучали по брусчатке.
- По тому, как вы обращаетесь ко мне, я делаю вывод, что мои герб и цвета вам не известны.
- Простите, господин.
- Не стоит, господин путешественник. Это мой просчёт. – В карете было темно, но судя по голосу, мужчина улыбнулся. – Я виконт Эйр Лестер.
- Зовите меня Шлинком, милорд.
Милорд Эйр оказался приятным собеседником, не напыщенным и деликатным, а его весьма развитое чувство собственного достоинства нисколько не давило на меня. За необременительной и приятной беседой мы достигли городского дома виконта. Нас встретил представительный дворецкий с мальчиком лет двенадцати, который тут же взял виконта за руку. Поводырь.
Однако. Если милорду требуется поводырь в собственном доме, значит, что лишился зрения он совсем недавно. Во всяком случае, следом недавнего ремонта я не видел, а герб над парадным входом ясно указывал, что дом принадлежит семье виконта, а не был недавно приобретён.
Дворецкий велел прислуге принять мои вещи и проводил в комнату для не слишком знатных гостей, посоветовал мне отдохнуть и сообщил, что ужин подадут через полчаса. Вскоре после этого пришла немолодая женщина с кувшином теплой воды для умывания и чистой сорочкой. Переодеваться к ужину мне не велели, хотя я был готов к этому. С другой стороны, хозяин дома слеп, а я не тяну на знатного господина.

Идущий по улице человек почувствовал, как ему на лицо упали первые капли весеннего дождя и улыбнувшись, посмотрел на небо. В этот момент с утёса возвышенности на погруженной в вечный мрак и тишину безымянной планеты под действием силы тяжести сорвался и полетел вниз маленький камешек. В далёкой галактике после вечности своего существования в разных ипостасях взорвалась сверхновая. А в пустом зале, двигающемся с огромной скоростью вдаль, зазвучала музыка. Знаток тут же понимающе закивал бы, узнав с первых звуков подчерк Рихарда Штрауса и даже, возможно, угадал бы произведение, но через пару мгновений смутился бы, заподозрив, что его разыгрывают. Что-то здесь было не так. Хорошо знакомая мелодия не шла проторенной тропой: она не создавала тревожную и истеричную атмосферу своим внезапным стиханием в один момент и быстрым резким проигрышем в другой. Теперь звуки ни на мгновение не исчезали, мелодия звучала постоянно: отдавая дань аутентичному произведению, она исправно цеплялась за наиболее яркие, ключевые музыкальные акценты, но между ними самовольно вела себя совершенно по-своему. Безусловно, магистральная идея осталась штраусовская, но реализация была принципиально иной: темп стал быстрее, агрессивнее, и появились дополнительные музыкальные темы, в явном виде в исходном произведении отсутствующие. Каждое колебание воздуха, вызванное доносящейся из динамиков этой своеобразной интерпретацией классики, визуализировалось изящными движениями темноволосой девушки, танцующей в столь необычном месте свою версию, наверное, самого судьбоносного танца в истории человечества. Танца, про который упомянуто буквально в паре строк, но который одной возможностью своего существования пленил очень многих. Танца, который помимо заключенного в него изначального смысла в понимании теперешней исполнительницы приобрел ещё и вневременное с межпространственным значение. Тысячи лет, вместо того, чтобы быть забытым навеки, он мариновался во времени, переосмысливался различными людьми, наполняясь, в соответствие с законами герменевтики, всё большим и большим содержанием. И он будет дальше будоражить умы, пока существует человечество, продолжая оставаться преломлением его истории в том числе и в психологическом аспекте.

Спойлер Читать дальше:

Девушка полностью погрузилась в своё исполнение. Несмотря на яркие бесформенные одежды, стилизованные на восточный манер, она была больше похожа на жрицу, нежели на светскую танцовщицу. А сам танец очень напоминал мистическое действо, целью которого является не развлечение праздного зрителя, но попытка разговора с временем на его языке. Периодически, на особенно сильных и глубоких акцентах в музыке, девушка сбрасывала с себя одну из вуалей, составляющих её костюм, постепенно открывая скрытую под бесформенностью стройность.

На пол полетела последняя вуаль, и едва лёгкая ткань коснулась пола, как музыка смолкла. Девушка, практически полностью теперь освобождённая от одежд, резко остановилась лицом к стене, где находился дверной проём. Танец был исполнен блестяще, однако аплодисментов не последовало. К ней не подбежал тетрарх Галилея и Переи и не спросил, чего она хочет за свой номер. И палач не пошёл за головой пророка. Нет, в зале по-прежнему никого не было.

Постояв с минуту неподвижно, девушка поклонилась пустоте и подошла к своей сумке, лежащей в одном из углов. Она отыскала боковом кармашке ручные часы. До начала занятий оставалось ещё полтора часа свободного времени.

“Слишком много”, - непроизвольно подумалось ей.

Можно было станцевать танец ещё раз, но она чувствовала, что навряд ли сможет ещё девять минут всё проделать так же безошибочно. Лучше сделать прогонку вечером.

Танец предназначался для выступления на празднике, известного здесь как “День прибытия”. Правда, после сегодняшнего исполнения в душе девушки укрепились сомнения, зародившиеся там ещё со времени задумки номера - идея и реализация танца были слишком хороши, чтобы показывать его кому-либо. Возможно, стоит ограничиться стишком. Она стала переодеваться, и её мысли закружились вокруг предстоящего празднества. Сильное напряжение душевных сил, которое потребовала от неё репетиция, стало причиной того, что ей было теперь невероятно трудно заглушить доводами разума то недовольство, которое всегда тлело где-то на периферии сознания, поджидая удобного момента, чтобы воспламениться ярким пламенем.

“Зачем мы вообще отмечаем этот день, хотя ещё неизвестно, случится ли он когда-либо? Да даже если и случиться, то мы-то здесь при чём? Мы уже будем не у дел. Мы - потерянное поколение. Проходящее. Использованное. Нас ведь никто не спрашивал!”

Девушка стала собирать разбросанные по полу вуали.

“Ещё говорят: “Вы совершаете великую миссию!” Нет, мы её не совершаем. Это нами её совершают. Великие миссии должны быть осознанным выбором миссионера. А не насильственно ему навязанными”.

Она сложила платки в сумку, вышла из зала, закрыла его и пошла по слабо освященному коридору в жилой отсек.

“Почему никто никогда об этом не говорит. Скажут, ересь? Запрещено? Кощунственно? Навряд ли. Неужели все и вправду верят в высшую цель? В то, то они особенные. Избранные. В то, что без них ничего бы не произошло. Возможно, мы останемся в памяти героями. Одноликой безымянной героической массой. Необходимой сейчас, и никому ненужной потом. Так, только этого ещё не хватало”.

Навстречу ей шла её сестра, Ада.

-Привет, Кана! - чуть ли не закричала Ада, едва завидев её.- Из зала?

-Привет, Ада! - вполголоса проговорила Кана. - Да.

-Уже согласовала свой номер?

-Нет пока.

-Почему?

-Он недостаточно готов.

-А вот я согласовала только что, - торжествующе произнесла Ада. И после паузы добавила: Согласующие в восторге.

-Рада за тебя, - вслух сказала Кана, продолжив про себя: “Чем не гордыня!”- Планируешь выиграть приз “лучшего прибывающего” в этом году?

-Как будто ты не планируешь?

-Не особо.

-Да ладно тебе - все планируют, - подмигнула Ада.- Я обедать иду. Пойдёшь?

-Нет, занятия через час. У меня ещё не всё готово.

Ада улыбнулась:

-Что-то ты сдаёшь позиции. Ничего у тебя не готово. Ладно, готовься - я есть пошла.

-Приятного аппетита.

Кана продолжила свой путь, думая над только что произошедшим диалогом: “Что ж, судьи призрели её номер”. Насколько она знала, Ада тоже собиралась танцевать. “Мой могут не призреть. Скажут, слишком вульгарный. Что же делать тогда? Рассказывать стишок? Нет, это слишком просто. Надо встряхнуть эту трясину. И тогда...”.

Она подошла к своему номеру и вошла внутрь.

Её комната представляла собой небольшое помещение, обстановку которой вполне можно было бы назвать аскетической, если бы не развешанные в большом количестве по стенам репродукции картин художников всех времён и народов.

На кровати в странном для беглого взгляда соседстве валялись четыре книги: внушительных размеров Библия в чёрном кожаном переплёте, первый том учебника по истории западной философии, задачник по квантовой физики с небрежно вставленной в него тетрадкой и небольшая брошюрка по теории музыки.

“И тогда...”

На стене напротив двери висел имитирующий обычные иллюминатор экран - единственная практически непосредственная связь с внешним миром. В нём, сколько она себя помнила, каждый день наблюдалась одна и та же картина. Детали, разумеется, менялись - возможно, сегодня светящихся точек было чуть больше, чем вчера, а расстояние между некоторыми из них вдруг увеличилось на целый микрон - но суть день за днём оставалась прежней.

Она подошла к стене и посмотрела на одну из картин земного итальянского художника Тициана.

“И тогда...”, - подумала она с улыбкой. - “Воплотится в жизнь отдельно взятый библейский сюжет”

Верни мне разум…

Камилла Найтингейл проснулась от собственного крика. Лежащий рядом с ней Ник, ее муж, встрепенулся:

- Опять кошмары?

- Да. И снотворное не помогает.

Камилла повернулась на бок и, всматриваясь в темноту, вновь начала прокручивать в памяти ту страшную осеннюю неделю в Нью-Йорке двадцать лет назад, когда она еще носила девичью фамилию Дэрвэнс и была известна под псевдонимом Мальвина…

***

Смуглая девушка потрясающей красоты подошла к мужчине, лежащему в шезлонге, и опрокинула на его грудь вазочку с икрой. После этого она наклонилась и начала слизывать икру…

Спойлер Читать дальше:

Мужчина пришел в себя. Он стоял на коленях в переулке, среди грязи и мусора, и сжимал в руках хрустальный шар. Брюки и пальто мужчины были испачканы, но он не обращал на это внимания. Его взгляд был направлен на парня в черном костюме, с ленивым видом прислонившегося к стене.

- Разрядился, - прохрипел мужчина со слезами в голосе - Я хочу еще!

- Сколько угодно. Но за все нужно платить, - произнес человек в черном без какого-либо выражения.

- Да, конечно. Сколько ты хочешь? - голос мужчины сорвался, его глаза вылезали из орбит, вид у него был совершенно безумный.

- Тысячу.

Мужчина извлек из кармана бумажник и вытряхнул из него десять сотенных купюр. Пересчитав их, человек в черном достал из-за пазухи хрустальный шар, светившийся ровным розовым цветом, и бросил его клиенту.

- Расскажи обо мне всем кого знаешь. Я Грек. Я продаю людям их мечты. Я добрый. И мне нужны клиенты. Как можно больше.

- Малик, какого хера происходит? Продажи товара упали на шестьдесят процентов за два дня! Как такое может быть? - распалялся Стивен Нокс, крупный мужчина с красным лицом и короткими светлыми волосами.

- В городе новый делец. Зовут Грек. Его сопровождают две малолетки. Это практически все что мы о нем знаем. На кого работает, где живет - неизвестно.

- Чем торгует? Героин, экстэзи?

- В том то и дело. Он продает хрустальные шары. Люди просто в них смотрят и их нихерово так плющит. Я отобрал у одного торчка такой шар - и ничего. Ничего я не почувствовал и не увидел. Те, кто покупал у него эти шары, больше не берут наш товар. Этот Грек открыто торгует прямо в Центральном парке, а копам похеру. Ничего незаконного он не делает.

- Он мешает моему бизнесу. Выясните где его логово. Постарайтесь переманить его на нашу сторону. Не получиться- ты знаешь что делать.

- Я все понял, - кивнул Малик Таджар и покинул кабинет Нокса.

***

Грек посмотрел на тяжелое свинцово-серое небо, нависшее над Нью-Йорком. Справа от Грека на скамейке за столиком сидела Ася - девочка лет десяти, длинноволосая блондинка в школьной форме. По левую руку от Грека расположилась Хелен - чернокожая девочка- подросток в джинсовом костюме. Грек окинул взглядом безлюдный парк:

- Клиентов нет. Досадно.

- А вон кто-то идет.

К их столику приближались парень с девушкой. Обоим было лет по шестнадцать. Пару они составляли весьма колоритную - девушка-панк с ярко-голубыми волосами и эмобой с нарисованной на правой щеке слезинкой. Подойдя к столику, они уселись напротив Грека с его спутницами.

- Приветствую. Меня зовут Мальвина, а его - Пьеро.

- В натуре это символично. Полагаю, когда у вас появится ребенок, вы назовете его Арлекин, - прошелестел Грек безжизненным голосом.

- Арлекин был гопником, - заметила Хелен.

- А Артемон? - поинтересовалась Ася.

- Метросексуал, - безаппеляционно вынесла вердикт негритянка.

- А Буратино?

- Сказочный долбоёб.

- Если вы закончили ваше увлекательное обсуждение типажей на примере сказки, то мы можем перейти к цели визита наших новых друзей, - проговорил Грек, не сводя взгляда зеленых глаз с Мальвины - Что вам нужно?

- Мы наблюдаем за вами уже три дня. Вы продаете людям хрустальные шары, и покупатели уходят невероятно радостными. Причем ваши клиенты совсем не похожи на ценителей прекрасного. Что происходит?

- Однако, какая наблюдательная юная особа. А полицейский департамент Нью-Йорка до сих пор не обратил на нас внимания. Что ж, вы заслужили правдивый ответ. Я продаю людям их мечты. Смотрю на человека, понимаю, что ему нужно, заряжаю шар и даю ему. И клиент с головой погружается в мир своих грёз. Полный эффект присутствия.

- А как вы понимаете, что кому нужно?

Грек посмотрел Мальвине в глаза и произнес:

- Я вижу твою душу, Камилла Дэрвенс.

Девушка вздрогнула:

- Откуда вы знаете, как меня зовут?

- Я вообще много чего знаю. Работа обязывает, - рука Грека нырнула за пазуху его просторного пальто и вернулась сжимая хрустальный шар, светящийся бледно-зеленым светом - Не хочешь ли погрузится в свой персональный Рай?

- Нет уж, спасибо, - ответил за нее Пьеро.

Молодые люди встали из-за стола и направились подальше от Грека с его странными спутницами.

***

Джейк Ирвинг, главарь молодежной банды «Манхэттенские призраки», с удивлением смотрел на стоящего перед ним человека. Высокий, худой, в черном пальто, темноволосый, с незапоминающимся лицом и ничего не выражающим взглядом. Незнакомец только что возник посреди комнаты, в которой находился Джейк со своими ближайшими соратниками.

- Здравствуйте, мистер Ирвинг, у меня есть для вас деловое предложение, - произнес Грек.

- Какое же?

- Вы ведь хотите устранить своих конкурентов, не так ли? Я могу вам в этом посодействовать.

***

- Это здесь? - Малик осмотрелся. Он с двумя бойцами прибыл в район, где, согласно собранным данным, жил Грек. Однако, судя по всему, здесь не обитали даже бомжи. Разбитую дорогу окружали развалины домов.

- Да здесь нет никого, - поморщился Таджар.

- Не-не-не, тренер, хмырь этот он там заныкался, я вам базарю! - один из бойцов уверенно указал на ближайший дом.

- Допустим. Тогда давай, веди к его логову.

Поднявшись по лестнице на второй этаж, мафиози обнаружили бронированную дверь. Изумленный Малик позвонил в дверной звонок. Дверь распахнулась.

- О, проходите гости дорогие, - поприветствовал боевиков Грек своим фирменным ничего не выражающим тоном. Малик с солдатами вошли, поражаясь шикарной обстановке квартиры Грека. Ася и Хелен сидели на диване, поглощали попкорн и смотрели MTV.

- Твои любовницы, что ли? - презрительно бросил Малик.

Грек позволил удивлению отобразиться на своем узком лице:

- Думаешь, я их здесь потрахиваю? Это мои телохранители!

Бойцы заржали. Малик отмахнулся от них:

- У нас есть деловое предложение…

- Я эту фразу постоянно буду слышать? Девочки, уберите их, - зевнул Грек. Ася и Хелен вскочили на ноги. С пальцев Аси сорвалась молния, убившая Малика на месте. Острые ногти Хелен вскрыли горло одному из солдат. Второй выхватил пистолет, но метнувшаяся к нему Ася оторвала бойцу руки.

***

-Данные верные? - устало спросил Стивен Нокс.

- Абсолютно. Малика и двух быков порубили «Призраки». Назначают нам встречу в полночь, в Центральном парке, у фонтана.

- Малолетки совсем зарвались. Мы от них избавимся.

.

"Мама, ты когда-нибудь была на море? Когда-нибудь до того, как всё это началось? Я сегодня прочитал о нём. В развалинах Нижнего города порой можно отыскать удивительные вещи. И книги. В Верхнем они никому не нужны. Там живут страшные люди, Генри мне рассказывал."

В неверном свете, льющемся из грязного подвального окошка мальчишка, лежавший на жёстком тюфяке размял пальцы и с тревогой осмотрел ручку - чернила грозили закончиться уже скоро.

Парнишке шестнадцать и сегодня он впервые сбрил ещё по-детски мягкую и светлую щетину. Цвета волос под слоем грязи и пыли не разглядеть, но если бы кто-то сподобился мальчшку отмыть и прилично одеть, то стало бы видно, что Кристиан, а именно так его звали, является альбиносом. Снежно-белые волосы, бледная кожа и огромные прозрачно-голубые глаза, на ярком свету граничащие с цветом лиловым, столь причудливо сочетались голубого цвета радужка и просвечивающие сквозь неё кровеносные сосуды.

Спойлер Читать дальше:

А "это" началось задолго до появления на свет Кристиана. В человеческом сознании испокон веков бродили идеи избранности той или иной группы людей, разделения, превосходства по праву... Избранными оказались ровно три тысячи, превратив остальной мир в полигон для своих развлечений.
Понятие Мира сузилось до одного единственного Города на краю пропасти, в которую вертикально вниз уносились поезда Наблюдателей, Города, агонизирующего в своём безумии.

Старый Генри, подобравший когда-то корзину с младенцем на границе Нижнего города был чертовски прав. В Верхнем городе жили страшные люди, чей жизненный успех зависил от их успехов в Игре. этим туманным словом называлось ежедневное посещение Центра Спасения. Спасения от злобных миллионов отщепенцев, живущих в резервациях за пределами Города и время от времени выгоняемыми на Полигон, где достойные жители Города имели возможность "спасти" своё избранное положение реальными смертями других людей.

Время скрыло имя и цель создателей Системы поражения на полигоне, но потомки нашли им активное и ежедневное применение. Любопытный мальчишка не раз видел, что бывает с отщепенцами, пытавшимися ближе подойти к Границе - под градом разрывных пуль их тела превращались в безвольные кровавые тряпки, фонтанирующие кровью, ошмёткми мяса и осколками костей. Но самым страшным было не это. Страшнее было то, что за пультом управления сидел какой-нибудь булочник или столяр. Сидел и не осознавал, что только что убил человека. Совершенно такого же, как и он сам.

В Нижнем городе жили те, кто не мог или не хотел участвовать в Игре, тем самым рискуя оказаться в одной из резерваций, если чем-то не угодят жителям Верхнего города. В Нижнем городе жил старый Генри и Кристиан.

Взглянув в постепенно темнеющее окошко, парнишка продолжил писать свой дневник-письмо матери.
"Я сегодня первый раз побрился, мам," - с гордостью вывел он на бумаге, - "Если я найду ещё плёнки, обязательно для тебя сфотографируюсь. Расскажи, как ты там? Ты хорошо питаешься? Тебя не обижают? Я волнуюсь..."

Мальчик писал почти до темноты, а затем взялся за карандаш, чтобы на странице дневника показать матери море, о котором он прочитал.
А старый Генри в соседней комнатушке попыхивал трубкой, прекрасно зная, чем сейчас занимается его воспитанник. Знал он и то, что как только Кристиан закроет дневник, для постороннего глаза его страницы приобретут девственную чистоту, поскольку мальчишка от рождения был Мастером скрытых картин. Нужно смахнуть рукой невидимую пыль с бумаги, чтобы увидеть истину. И хорошо, что мальчишка не знает, где сейчас его мать.

А где-то в Верхнем городе женщина по имени Мадьяра, шестнадцать лет назад оставившая корзину с младенцем на границе нижнего города, со счастливым воплем разрядила виртуальную обойму в своего сотого отщепенца. На экране загорелись разноцветные огоньки и Система безразлично-доброжелательным мелодичным голосом поздравила пользователя с сотой победой.