Тема: Фестиваль масок - материалы

ИНКВИЗИТОР

«...злых людей нет на свете».
М. Булгаков «Мастер и Маргарита»

Автомобиль неторопливо проехал по проселочной дороге и остановился на мощеной булыжником площади, подле старого колодца, сруб которого давно прогнил, а небольшой треугольный навес покосился, угрожая рухнуть кому-нибудь на голову. Заглох до того пыхтящий мотор. Из спаренных труб вырвалось последнее облачко пара и истаяло в пронизанном влагой прохладном вечернем воздухе.
Металлическая дверь со множеством царапин, оставленных служащими мастерской, оттирающими с нее следы ржавчины, раскатисто скрипнула и распахнулась. Зацепила стоящее на срубе ведро, и то, оглашая окрестности дребезжащим звоном, ухнуло вниз, потащив за собой ржавую цепь, спешно раскручивающую ворот, а потом глухо булькнуло где-то в глубине.
Он вышел из машины и, глухо бряцнув серебряными набойками, ступил на камни, попирая их тяжелыми кожаными ботинками. Спрятанной в тугой перчатке рукой он плавно прикрыл за собой дверь и воздел бледное лицо к закатному небу.
Белые перистые облака застыли, ожидая, пока стихшие ветры с востока вновь погонят их по небосводу, и напоминали толпы народа, что вчера встречали его на улицах стольного града. Молчаливые, неподвижные и чего-то ждущие... Что ж, он удовлетворит их любопытство, как сделал это вчера... как делал уже многие годы.
Грудь его вздыбилась, когда старший инквизитор втянул в себя воздух, пропитанный ароматом цветов и трав, не изгаженный дымом кузнечных печей. Лучи огненно-рыжего светила скользнули по складкам черных кожаных одеяний, отразились в начищенных серебряных бляшках и клепах и угасли, подобно свече на ветру. Солнце, привыкшее дарить жизнь, не хотело быть свидетелем на празднике смерти... В отличие от легкомысленных облаков, готовых впитать в себя хоть ароматы здешних мест, хоть черный дым пожарищ, поднимающийся там, где прошел в свое время их карательный отряд. Как же он ненавидел эти облака!..
Никто из старших инквизиторов не был лишен изъянов. Они редко проявлялись физически, но всегда - духовно. Вот и он не избежал тяжкого недуга, что был свойственен всем, кто прожил непозволительно длинную для человека жизнь, не поплатившись за этим собственным телом. Время. Оно просачивалось, словно песок меж пальцев и утекало, порой не оставляя после себя ничего. Вот и сейчас он не заметил, как солнечный диск совершил короткий, но все-таки очень долгий бросок, укрывшись за горизонтом. Даже тело, знающее, что его хозяин порой застывает на многие часы, привыкло к этому и не отозвалось тягостной болью, когда он пошевелился.
В этот миг десятки людей, что застыли в ожидании у забранных мутными стеклами окон, вздрогнули, отшатнулись прочь и поспешно задернули шторы.
Да, конечно, каждый из них знал о его приезде. Возможно, только дети, которые сейчас в страхе прижались к старикам, спрятавшим их и себя в погребах, не знают, что послужило причиной всеобщей паники, но и они чувствуют ужас, что охватил их родных. Ужас, который скользким спрутом вползает и в их крохотные сердца.
Все они знали, но никто не вышел ему навстречу. Конечно, он уже давно привык, что нигде в Империи его не встречают так, как подобает встречать человека его сана. Однажды, будучи еще юным учеником одного из младших инквизиторов, он спросил своего наставника: «почему?». Тот ничего не ответил, но заставил всех жителей небольшого поселения, где им довелось побывать, выйти к нему с поклоном. Никогда он не забудет того страха и отвращения, с которым взирали люди на него. Никогда не забудет и никогда не захочет испытать вновь... И, тем не менее, время...
Скрепя кожаными одеждами, перетянутыми дюжиной клепанных ремней, он прошел к шикарному для здешних мест зданию - едва ли не крепости, в которую его превращали ржавые куски листового металла, коими были забраны бревенчатые стены - и три раза постучал кулаком во входную дверь, отозвавшуюся металлическим гулом, потонувшим где-то в глубине дома.
Долго. Непозволительно долго для номинального главы мелкой провинциальной деревеньки обитатель жилища не выходил ему на встречу. Но все же он не оказался дураком, проигнорировав требование инквизитора, и через несколько минут ожидания отворил дверь.
К его удивлению, это была женщина. Прожившая на свете многие годы, но ни у кого не повернулся бы язык назвать ее старой. Это было странно: редко женщинам удавалось занять сколько-нибудь высокое положение в Империи. Упрямство и своенравность делали их не лучшими кандидатурами на правящие должности, где требовалось беспрекословно подчиняться указам императора. Крепкая и сильная власть, воцарившаяся с возведением церкви в правящие круги, требовалась Империи. Канули в историю те времена, когда разрозненные королевства десятилетиями бились друг с другом из-за своевольной выходки одной из королев, и никто не желал их возвращения. Потому женщина, занявшая пост главы пусть и небольшой деревушки, заслуживала уважения, так как наверняка обладала недюжинным умом - едва ли кому-то из них удалось бы занять столь высокое положение, просто переспав с одним из чиновников.
Он прикинул, к кому в койку нужно залезть одной из столичных модниц, что бы оказаться на месте этой женщины - по всему выходило, что к человеку никак не ниже Настоятеля. Позволив себе мимолетную ухмылку, он оборвал эту крамольную мысль и сухим голосом обратился к женщине:
- Святой инквизиции стало известно, что здесь скрывается беглая эльфийка, приговоренная к смерти. Святая инквизиция просит вас оказать содействие в свершении правосудия, передав ее в мои руки.
Женщина не проронила ни слова. Лишь внимательно всмотрелась в его серые глаза и с минуту не отводила взора. Во взгляде ее не было ни страха, не отвращения - он был оценивающим. Инквизитор понимал, что сейчас хозяйка дома прикидывает шансы провести незваного гостя. Будь на его месте кто-нибудь из младших, ей, возможно, это бы и удалось, но только не с ним. И она это понимала. Кивнула, не то своим мыслям, не то ему, и исчезла в темном проеме двери. Это была действительно умная женщина, грамотно оценившая шансы на успех, последствия неудачи, и сделавшая правильный выбор.
Он вошел следом. Прошел в полумраке помещения по следам хозяйки и оказался в маленькой комнатке, где на соломенной подстилке лежала цель его поисков.
Она была прекрасна. Как и все ее сородичи. Он ненавидел подобные задания, потому что каждый раз, глядя на них, он невольно вспоминал свою жену, при родах ушедшую из жизни. Она была... недостаточно красива. Не могла сравниться с этими дивными созданиями, и от этого в его душе разгорались горечь и злость. Злость не на прекрасный народ, а на самого себя, позволившего подобные мысли в отношении своей единственной любимой женщины, которая значила для него едва ли не все в этой жизни. И лишь дети - мальчик и девочка, оставшиеся после ее смерти, в ком та продолжала жить и по сей день, не давали ему последовать вслед за ней.
Он до боли закусил губу и присел рядом. Бережно откинул прочь одеяло, которым была укрыта девушка и нежно скользнул пальцами по обнаженному телу. Все оно было влажным от пота. Ее лихорадило. Судя по температуре, жить ей оставалось от силы дня два. Приедь он позже, задержись в столице, и здесь его ждала бы лишь безымянная могила... Инквизитор откинул с лица девушки слипшиеся волосы и провел пальцами по усеянному бисеринами пота лбу.
Прикрыв глаза, он глубоко вздохнул. В воздухе витал тяжелый запах смерти. Такой привычный и знакомый.
Он аккуратно просунул руки под тело эльфийки и выпрямился. Она была почти невесома, словно маленький ребенок, лишь недавно появившийся на свет. Вечно молодые, прекрасные создания, владеющие даром исцелять тяжкие недуги и продлевать другим жизнь, но отказывающиеся ее отнимать, даже когда над всех их родом нависла угроза истребления. Кто, как не они, достойны называть себя посланниками Господа?.. Он улыбнулся и на этот раз несколько дольше позволил себе поиграть с этой крамолой. Однако... время, будь оно проклято.
Он вынес ее из дома, сковав лицо демонической маской. Там уже стояли люди. Все, от мала до велика, как и требовал того закон. Теперь, когда жертва была определена и карающий меч миновал их собственные шеи, никто не хотел навлечь на себя большей беды.
Он размахнулся и что есть силы швырнул девчонку вперед. Хотел размозжить ей череп о мощеную булыжником площадь, сломать шею о сруб колодца... Но не получилось, не удалось - слишком легка она была. Не долетев до прогнившего источника, рухнула на землю и покатилась по ней, ломая кости и крича от страха и боли.
Его понесло. Кружа, словно шакал вокруг загнанного в угол и истекающего кровью зверя, он прохаживался перед сомкнувшимися кольцом людьми. С плескавшейся в глазах яростью и брызжа слюной кричал о том, как богомерзкий выродок творил свои злобные чары в надежде наслать проклятия на людей, живших с ним по соседству. Как мерзкую неблагодарную тварь взял под свою опеку один уважаемый господин, обеспечивший ее кровом и пищей, а потом едва не погибший от подсыпанного ему в пищу яда, - а тварь успела исчезнуть, избежав положенного наказания... Он говорил, не останавливаясь ни на секунду, так, как научился за долгие годы, прошедшие на службе у церкви, под руководством самого Настоятеля. И голос его разносился по округе, заглушая собой крики корчащейся на земле эльфийки.
Словно со стороны он видел, как схватил девчонку за ногу и потащил прочь, где на холме, как и положено, возвышался врытый в землю металлический столб. Насквозь проржавевший, но не тронутый еще языками пламени. И толпа расступалась перед ним и безмолвно шествовала следом.
Заломив изодранные руки эльфийки за спину, он туго перехватил их цепью, свисавшей до той поры с пояса. Потом расстегнул молнию на штанах и, подхватив ноги извивающейся жертвы, навалился на нее. Почувствовал, как стекает из нее кровь и, спохватившись, выхватил из-за пазухи склянку с мутным коричневым снадобьем и вылил его себе в рот. Желудок тут же взорвался острой болью, прокатившейся по телу и едва не выбившей из него сознание.
Рецепт, данный ему одним другом. Жуткое зелье, вызывающее невыносимую боль, которая затмевает какие-либо прочие чувства. К нему прибегали всего трое - он, его друг и учитель того. Это была защита. Щит, окутывающий психику непроницаемой пленкой, которая мешает получать наслаждение от творимых зверств. Боль, которая напоминает тебе, что ты человек, и не дает превратиться в одержимое чудовище, монстра, коими становятся многие инквизиторы, получившие право безнаказанно брать себе все, чего коснется их алчный взор.
Когда в голове прояснилось, он увидел перед собой залитое слезами лицо девушки. Глаза ее закатились, на губах пузырилась кровавая пена. Каждый судорожный вздох сопровождался хрипом.
Инквизитор оторвал взор от ее лица, поднял голову и встретился взглядом с той самой женщиной, что прятала ее у себя. Та стояла неподвижно, словно каменное изваяние, и лишь глаза ее жили и смотрели на него... внимательные, изучающие. Но зато в глазах иных обитателей плескался ужас... тот самый ужас и отвращение. И это было хорошо. Он вновь добился своего.
Да, пусть боятся, пусть ненавидят, но боятся. Страх - вот, что дает новому правлению силу сдержать толпы недовольных. Вот что является плотиной, сдерживающей бурный поток кровавой реки... но чтобы плотину не захлестнули ее воды, сметая все на своем пути, нужны дыры, отверстия через которые багровые воды тонкими и безвредными ручейками побегут по телу Империи. Повелители ужаса, смотрители плотины - вот кто такие инквизиторы!
- Так ее! Богомерзкую тварь! - закричал кто-то выбежавший из толпы.
Этот крик живо напомнил ему народ, беснующийся на казни в столице. Прокатился тошнотворной волной по телу. Дал повод закончить жуткое действо. Он отпрянул от эльфийки, выпустив окровавленные ноги той из своих рук, выхватил из-за пояса тонкий кинжал и, даже не взглянув в лицо кричавшему, всадил тому в горло. Проговорил какую-то на ходу выдуманную причину казни, застегивая штаны и, стараясь не смотреть в ту сторону, где стояла безучастная женщина, прошел к машине.
Вытащил из багажного отдела огнемет и поднял его на гору, установив напротив столба с истекающей кровью жертвой.
Взревел паровой мотор, всосал в себя содержимое заблаговременно вставленной бутыли, испустил клуб дыма, взревел и выплюнул из широкого раструба огненный ком.
Люди запоздало попятились от вспыхнувшего факелом тела эльфийки, а потом скривились, зажимая уши руками, пытаясь спастись от дикого душераздирающего крика забившейся в агонии девушки.
Через несколько секунд все было кончено.
Он сложил огнемет, уложил его в машину и уже собрался уезжать. Не было смысла прощаться со здешними жителями, говорить о свершившемся правосудии подле тлеющего на столбе костяка. Это лишь ослабит ту ауру страха, которую он соткал вокруг себя недавним представлением.
- Старший инквизитор, - окликнула его подошедшая сзади женщина.
Он не хотел оборачиваться, не хотел смотреть ей в глаза, но выбора не было.
- Да? - сухо спросил он и повернулся.
- Это было у беглянки, - женщина протянула ему ладонь на которой лежал маленький кулон, вырезанный из древесной коры и покрытый застывшей изумрудной смолой. - Возможно, это какое-нибудь оружие... думаю, вам надлежит доставить это в столицу и сдать в хранилище инквизиции. Не так ли?
- Да... наверное, - с несвойственной для себя растерянностью проговорил он и сгреб кулон с ее ладони.
Женщина улыбнулась ему, развернулась и пошла к своему дому, на ходу раздавая рассыпавшимся по площади людям какие-то указания...

В столицу он вернулся уже за полночь. Припарковал машину в гараже, там же переоделся, бросив форму в углу и поднялся на второй этаж небольшого домика на окраине города. Он достался ему очень давно вместе с саном младшего инквизитора. Давным давно, когда он еще только перебрался в столицу... когда еще была жива его любимая. Впоследствие ему предлагали, и не раз, перебраться в новое жилье, однако он наотрез отказался. Поначалу это было желанием его жены, а потом он и сам понял, что гораздо лучше жить вдали от шумного и душного центра...
Достав из кармана ключи, он отпер замок на входной двери и та, тихонько скрипнув давно не смазываемыми петлями, отворилась...

----------------КОНЦОВКА 1 (Tonita)----------------

В прихожей его встретила тишина. Из гостиной лился приглушённый жёлтый свет, но ни звука детской возни, и это насторожило его. Серебряные набойки глухо застукали по тёмному от времени матовому паркету, и вскоре самые мрачные подозрения подтвердились: в кресле у тлеющего камина расположился крепкий человек в кромешно-чёрной сутане. Настоятель. Он иногда заходил домой к ученику, но никогда – без дела.
- Ты задержался, и я счёл разумным приглядеть, чтобы не случилось беды, - без выражения пояснил гость. - Оказали сопротивление?
- Никак нет, святой отец. - Он уселся в соседнее кресло и пошарил в кармане, куда машинально сунул эльфийский амулет.
Очевидно, Настоятель что-то подозревает, поэтому и заявился в такой час. Скорее всего, это как-то связано со злосчастным кулоном. Что ж, всё сходится - ещё вчера было заметно нечто подозрительное в поведении старосты. Мало того, что женщина придержала амулет до окончания казни, а ведь по закону должна была выложить сразу – она ещё и отважилась забрать его у эльфийки до прихода инквизитора, не зная, как сильно рискует. Или зная?..
- Это с задания? - Заметив промедление, Настоятель глазами указал на его кулак, где покоился кусок коры. - Покажи.
- Вот, - он разжал пальцы. Древесный ромб, покрытый зелёной камедью, с едва видимой дырочкой в одном из углов. Эльфийский амулет выглядел просто, но опасно, может, именно потому, что был слишком скромен для украшения.
- Страшная вещь, сын мой, ты не представляешь, какая страшная. Хорошо, что она теперь у нас, - Настоятель аккуратно взял кулон двумя пальцами и поглядел на просвет. - А ведь признайся честно, ты пожалел преступницу. - В безразличном голосе гостя прорезались ростки суровости, и стало ясно, что пришло время исповеди.
Что толку уходить от ответа, когда правда всё равно вскроется? Он вспомнил женщину из деревни: выдав беглянку и амулет, та поступила умно, хотя явно таила в сердце какую-то ересь. Выдала – и выжила, потому что инквизиторы не любят мараться ненужными трупами. А он всего лишь допустил одну крамольную мысль – это не тот проступок, за который могут покарать на исповеди.
- Я поддался мирской слабости, отец, - он заметил, с каким напряжением Настоятель выдвинулся из кресла. - Представил, что эльфы ближе к небу, чем мы.
Мужчина с заметным облегчением вновь откинулся на мягкую спинку.
- Когда Господь вершит страшный суд, он не мыслит о человеческих судьбах в отдельности, именно потому он суров, но справедлив, - спокойно заговорил Настоятель, - Люцифер поступает наоборот: он сулит счастье каждому, беззаботность и неуязвимость, чтобы закрыть глаза людей на то главное, что у них есть – на единство. На это падки многие миряне... но почему в это заблуждение вдруг впал ты, сын мой?
- Я задался вопросом, какой вред могут нанести эльфы Церкви, если они совершенно не способны к насилию. Это и сбило меня с толку, отец, - честно признался он, и перед глазами опять встало измождённое лицо эльфийки, слишком прекрасное для земного существа.
- По-твоему, и сам Люцифер выходит невинным, сын мой, - жёстко усмехнулся Настоятель, - ведь он не грешит в обычном понимании, лишь искушает людей. А самое великое искушение – то, которое не встречает отпора совести, ибо миряне бессильны противостоять ему. Тебе не приходило в голову, что эльфы ввергают людей в тьму через поколения, а не тогда, когда только прикасаются к ним? И что порою праведнее убить, чем допустить к жизни дьявольское отродье?
Он замер, обдумывая слова Настоятеля. Эльфы прекрасны, настолько прекрасны, что даже ему, инквизитору, чья воля прошла жестокую закалку, пришлось прибегнуть к зелью боли, чтобы унять плоть – каково же мирянам устоять перед соблазном беззащитного совершенства? Увидев эльфа, человек уже не заметит красоты в своих родичах – он найдёт довольствие лишь в объятьях неземного существа. А эльфы не оттолкнут пришедшего, и без вмешательства Церкви бессмертная кровь засорит большинство смертных родов меньше, чем за столетие. И если полукровки окажутся ущербны, то их размножение может означать настоящую смерть человечества за пару поколений. Тихую смерть, ласковую и ненасильственную.
- Но я ни разу не встречал полуэльфа, - в недоумении сорвалось с его губ. - Будь они такими чудовищами, как вы говорите, отец, мы бы несомненно о них знали!
- А мы и знаем, сын мой, - под носом у Настоятеля пролегли две усталые морщины, - знаем, как самих себя.
В голове у него что-то тяжело стукнуло. Намёк попал в цель, и на белом листе молчания ясно проявился весь ужас истинного положения дел.
Вот почему инквизиторы не терпят прекрасных существ в людских поселениях! А люди тянутся к эльфам за их внешнюю красоту – и те идут, под предлогом любви щедро рассыпая в селениях смертных зёрна погибели. Церковь старается уничтожать их; те же, что прорастают, с детства загоняются в жёсткие рамки, чтобы принести человечеству как можно меньше вреда. Вот почему инквизиторы обладают настолько более развитым телом и длинной жизнью, чем миряне, но в то же время страдают от неудержимой злобы и диких недугов, которые настолько поразительны, что не позволяют отнести их носителей к человеческому роду.
Время... Его склонность отключаться на долгие часы оказалась всего лишь отголоском бессмертной крови, для которой время не имеет столь важного значения!
Теперь понятно, почему Настоятель так любил повторять на проповедях о плотине на пути кровавого потока. Это не аллегория, а почти прямое указание на то, что происходит в Империи! Страх толпы – надёжная преграда, и она до поры не позволит чужой крови влиться в жилы смертных, но чтобы плотину не снесло, нужны дыры, отверстия, которые пропустят в чистые воды человечества лишь безвредное количество багровой эльфийской крови. Нужны полукровки, и эти полукровки – они, инквизиторы.
Да, всё оказалось совсем не просто. Он внезапно осознал тяжесть и ответственность своей ноши и почтительно склонил голову перед Настоятелем.
- Немногие сыны способны пережить это с честью, - прозвучало в ответ его жесту. - Но ты уже доказал, что сумеешь. Вот, подари дочери на совершеннолетие, - на его колени, обтянутые чёрной кожей и заляпанные ссохшейся кровью, упал эльфийский кулон. - Пусть принесёт нам ещё несколько таких же инквизиторов, как её отец.
Он взял амулет в руки и с интересом покрутил его. Эльфийское оружие – кажется, так назвала его женщина-полукровка из деревни? Смола и изумруд – символы вечной жизни; возможно, для эльфа это служило бы намёком на обычный оберег, но люди могут добиться бессмертия только в потомках своих, а значит...
Ну, конечно, какое же может быть оружие у тех, кто воюет одной любовью, как не талисман плодородия?!..

----------------КОНЦОВКА 2 (Валера)----------------

А на следующее утро был главный церковный праздник и когда все инквизиторы и церковники собрались в Большом зале собраний, проремел страшной силы взрыв и под обломками никто не спасся. А виной тому был маленький эльфийский кулон, который неосторожно принес с собою старший инквизитор. Врыв стал сигналом к восстанию темных эльфов - радикального крыла эльфийской расы, которых сразу же поддержали гномы-рудокопы бывшие в Империи на положении рабов. Они не ставили себе задачу уничтожение расы людей, они истребляли гнилую нашлепку на человечестве - церковь и ее бешеных сторожевых псов - инквизицию. Постепенно на борьбу поднялись и те, кто вечно ненавидел и вечно боялся в городах и деревнях людей, и вели их в бой герои, среди которых была и та храбрая женщина - хранительница деревни, имени которой история не сохранила.

----------------КОНЦОВКА 3 (Equilibrium Keeper)----------------

Только тут он заметил, что забыл снять перчатки. Спохватился, лихорадочно стянул тугую кожу с пальцев и запихал в просторные карманы домашних штанов.
В глубине квартиры зажужжал генератор, и через пару секунд коридор осветил дрожащий свет двух подвешенных под потолком ламп. А стоило ему закрыть за собой дверь и, скинув ботинки, сунуть ноги в матерчатые шлепанцы, из-за косяка дверного проема, ведущего в соседнюю комнату, показались две любопытные и весьма счастливые мордашки.
- Не спите?! - грозно поинтересовался он, входя в обеденную, где на диване за накрытым столом сидели двое детей.
- Па-апа! - закричали они, словно только сейчас заметили его приход, и бросились к ногам. - Вернулся!
- Вот ведь прохиндеи... - рассмеялся он, присев на корточки подле них. - А ну отвечайте: почему не спите?
- Тебя ждали! Ужин готовили! - хором ответили дети.
- Что - прямо вместе? - прищурился он.
- Ну, по правде говоря, готовила в основном она... - смущенно пробормотал мальчишка. - Но я таскал воду, а когда вышел из строя генератор, пошел на рынок и купил к нему новый котел!
- Вот вроде отругать вас надо, а все ж молодцы! - рассмеялся он. - Сами то покушали?
- Неа, - замотала головой девочка. - Тебя ждали!
- Эх, ну не отправлять же вас голодными спать! Давайте - все за стол, а потом - живо по койкам!
Он хотел выпрямиться, но дети его не отпускали. В самом деле, в последнее время он так редко бывал дома... порой оставлял их вдвоем на целый день, оставив лишь деньги на продукты, и уходил... на работу.
- От тебя вкусно пахнет, - внезапно мурлыкнула девочка, зарывшись в его рубашку и обхватив ручкой за шею.
- Что? - не понял он.
- Пахнешь вкусно... Жареным и еще чем-то... вот только грязный, как поросенок! - девочка рассмеялась. - Посмотри - вон, все волосы слиплись!
До него наконец дошло. Боль тисками сдавила грудь. Он крепко обнял обоих детей, прижал к себе и почувствовал, что из глаз его текут слезы.
- Пап, ты чего? - недоуменно воззрился на него мальчишка. - Ты плачешь?
- Нет, я...
- Па, не надо. Знаешь, сегодня Настоятель заходил... Он сказал, что я - сын своего отца! - гордо продолжил парень. - И что через несколько лет я обязательно пойду по твоим стопам!
- Но... ты же хотел... - принялся возражать он, чувствуя как к горлу подступает комок, но прошептал он это так тихо, что мальчонка попросту не расслышал и продолжил:
- А ей он сказал, что она очень красивая, прямо как наша мама! И в будущем обязательно станет правительницей какого-нибудь города, где все жители будут восхищаться ее красотой...
Он что есть силы сжал зубы и приложил огромные усилия, что бы не заорать. Отстранил детей, утер рукавом слезы и прошептал дочке:
- Ты уже прекрасна, как ни одна королева на свете! И не нужен тебе никакой город! Ты будешь самой красивой девочкой во всей Империи!
- Уверен? - скептически поинтересовалась та.
- Уверен, - кивнул он и выдавил улыбку. Потом повернулся к сыну.
- А ты, если захочешь, станешь замечательным смотрителем...
- Разве ты работаешь смотрителем? - озадаченно переспросил ребенок.
- Да, смотрителем, - кивнул он. - Смотрителем плотины...
- Не-е, - протянул в ответ тот. - Это скучно! Уж лучше я в мастерскую работать пойду! Знаешь, тут один мальчишка неподалеку живет, так у него дед настоящие воздушные корабли строит! Представляешь?! Вот бы и мне научиться!
- Научишься! Обязательно научишься... - зашептал он, а потом прокашлялся и проговорил: - Ну, вот что... ешьте давайте, потом на горшок и спать!
- А как же ты? Я старалась... - с ноткой обиды в голосе запротестовала девочка.
- Обязательно. Вот только пойду вымоюсь. Сама же сказала - грязный.

Он забрался в просторную ванную, в металлических стенках которой журчала горячая вода, согревая ту, что вливалась в нее из вылезающего из стены крана. Намылил все тело и долго, остервенело соскабливал с себя запекшуюся кровь вперемешку с невидимой грязью. Той, что пропитала его насквозь, глубоко впиталась в кожу и отравляла его изнутри. Рвал на себе слипшиеся, тронутые сединой волосы и отправлял их в зев сточной трубы.
Боль от жесткой раздирающей кожу мочалки была невыносима и в то же время сладостна. Словно искупление за грехи, кои церковь всякий раз отпускала ему лишь на словах.
Стоило лишь подумать о церкви, как вереница образов затопила сознание. Перед глазами встало ухмыляющееся лицо Настоятеля, нависшего над его дочкой, за спиной которого стоял молодой человек с маниакальным блеском в глазах, готовый идти в огонь и воду, готовый убивать и топить в их собственной крови людей. Так похожий на него самого несколько десятилетий назад...
Он вновь заплакал, и мыло тут же защипало глаза. Пришлось долго промывать их холодной водой, быстро остудившей ванну, отчего его начало знобить. Он поспешил выбраться из нее, сел на все еще теплый краешек и уставился в висящий на стене маленький портретик жены. Такой был в каждой комнате их дома. Даже в коридоре. Только в гараже не было, потому что... потому что незачем ей смотреть на то, чем занимается муж. Не было его и в машине.
Из нагрудного кармана рубахи, брошенной в углу ванной комнаты, торчал изумрудный кулон, видимо, машинально прихваченный из автомобиля. Он схватил его, сдавил в руке, желая раздавить напоминание о своем злодеянии, но тот лишь больно впился в ладонь, оставив на ней глубокую алую отметину.
Взгляд его непроизвольно скользнул к брошенным там же штанам и выглядывающим из их карманов перчаткам.
Он потянулся, вынул их, повертел в руках и надел...
- Я смотритель. Смотритель плотины. Я должен открывать водостоки, когда мне это прикажут, - прошептал он. - Но что если река уже разлилась и все затопила? Что если некому приказывать? Пора смотрителю самому принимать решения... пора открыть новый сток... Настоятель...